;Некоторые из жестов воюющих армий того времени словно сошли со страниц рыцарских романов и, наверное, не всегда понятны людям, воспитанным на идеологизированных и прагматичных войнах XX века. Вот какой случай произошел в кампанию 1814 г. в Италии. Вице-король Евгений Богарне, славившийся своим благородством и отвагой, в ходе рекогносцировки случайно оказался в пятидесяти шагах от австрийского поста, стоявшего на другом берегу узкой речки. Один только залп - и главнокомандующий французской армии в Италии и многие его высшие офицеры погибли бы. «Но в тот момент, когда командир отряда узнал вице-короля по его белому плюмажу и бляхе ордена Почетного Легиона, он выровнял строй своих солдат, скомандовал "На караул!" и приказал барабанам бить встречный марш. Эта военная любезность... была оценена вице-королем по достоинству. Он вежливо поприветствовал пост и его командира. Вечером, вернувшись в Верону, он послал одного из своих адъютантов к австрийскому главнокомандующему, чтобы высказать свою благодарность за этот благородный жест».
    Нужно отметить, что, пока французы вели войну с профессиональной прусской армией, а не с вооруженным народом, обработанным шовинистической пропагандой, подобные любезности имели место и в отношении с пруссаками. Гонневиль, тогда молодой офицер кирасирского полка, был взят в плен в одной из отчаянных кавалерийских стычек зимой 1807 г. Прусские офицеры и солдаты проявили максимальную тактичность по отношению к раненому пленнику. В дороге командир прусского отряда, также раненый в бою, «столь же мало был занят своей раной, - рассказывает Гонневиль, - как если бы вовсе ее не получал. Зато я был предметом самой трогательной заботы. Меня окружили вниманием, беседовали о моей семье и моем родном городе, с восторгом говорили об отваге, с которой дрался мой отряд, и вообще всеми способами старались меня утешить...» За ужином, «несмотря на мои протесты, меня обслуживали первым и выбирали для меня лучшие куски...» После двухмесячного пребывания в плену Гонневиль был обменен на прусского офицера и препровожден в расположение французских войск (дивизия Дюпона) графом фон Мольтке, командиром отряда, в свое время взявшим его в плен. Во французском штабе настал черед ответной учтивости: «Час спустя мы были за столом, накрытым на тридцать персон... Генерал Дюпон посадил г-на фон Мольтке рядом с собой и во время обеда спросил, в каком бою он получил шрам на щеке, который казался свежим. Граф фон Мольтке сказал, что это я нанес ему эту рану, что сделало меня объектом внимания всех присутствующих и весьма меня смутило. Я покраснел до корней волос... и генерал Дю­пон попросил меня рассказать, как все это случилось... Во время рассказа г-н фон Мольтке был изысканно любезен: он несколько раз сказал, что я преуменьшаю достоинство своего поведения. Я же рассказал, как граф спас меня в ту минуту, когда без его вмешательства я был бы убит. Со всех сторон на графа посыпались благодарности, и генерал Дюпон говорил с ним с такой добротой, как если бы он был обязан ему жизнью своего близкого друга или родственника».
    Конечно, последний эпизод с его изысканной рыцарской учтивостью, словно сошедший со страниц хроник бургундского двора XV в., являлся скорее исключением, но нет сомнения, что в целом французские солдаты и особенно офицеры не испытывали ненависти к своему противнику, движимые не желанием убить врага, а стремлением добиться победы во имя славы, наград и материалытых выгод. (Особняком, конечно, стоит здесь испанская война и вообще все те кампании, где в дело вмешивалось вооруженное гражданское население.)
    Итак, как же выглядел «моральный портрет» наполеоновской армии?
    Это была мужественная, полная кипучей отваги, энтузиазма и презрения к опасности, безгранично верящая в своего вождя армия, армия в целом дисциплинированная, хотя под влиянием обстоятельств не чуждая эксцессам, и прежде всего мародерству. Армия, иногда слишком самоуверенная, беспечная и драчливая, зато высоко ценящая честь и товарищество, веселая и неунывающая, гуманная к поверженному врагу.
    Такой она была в первые годы Империи - в пору блистательных побед, во многом она осталась такой и в самую трагическую пору. Однако в истории наполеоновского войска есть рубеж, мимо которого нельзя пройти.
    Как получилось, что армия с высокими морально-боевыми качествами превратилась в жалкую кучку оборванных деморализованных беглецов за время не слишком долгого отступления из России? Если такой вопрос не возник перед читателем этой книги, то он всегда волновал автора, и нам необходимо дать на него ответ, который, как будет понятно, имеет самое прямое отношение к теме данной главы.
    Напомним, что главные силы Великой Армии выступили из Москвы 19 октября 1812 г. В строю было около ста тысяч человек при 500 орудиях. В первых числах декабря из них оставались живыми и не плененными едва ли несколько тысяч солдат и офицеров. Таким образом, за 45-50 дней огромная армия фактически перестала существовать. (Речь здесь идет, разумеется, только о войсках, действовавших на главном направлении.)
    Взгляд на эти события, доминирующий в массовой исторической литературе, распространенной во Франции, очень прост: причиной всему был ужасающий мороз. Именно он погубил доселе непобедимые полки, физически уничтожив десятки тысяч людей, сломив железную дисциплину и разорвав узы братства по оружию. Подобное воззрение на катастрофу в России, конечно, не выдерживает критики. Ведь когда начались настоящие холода - в самых последних числах ноября-начале декабря, — от Великой Армии оставались в основном лишь жалкие кучки бредущих без строя и дисциплины, а часто и без оружия, людей. Их-то, действительно, и доконал мороз
[<<--Пред.] [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12] [13] [14] [15] [16] [17] [18] [19] [20] [21] [22] [23] [24] [25] [След.-->>]
Другие статьи на эту тему:
Тактика артиллерии
Подобно пехоте и кавалерии, артиллерия не получила каких-либо принципиально новых уставов в эпоху Революции и Империи. Более того, этот род войск вообще не имел никакого тактического устава в современном...
читать главу

Кавалерия
В эпоху Революционных войн кавалерия переживала если не упадок, то, по крайней мере, явно играла в армии второстепенную роль. В отличие от пехоты, ряды которой пополнялись за счет создания волонтерских батальонов, а позже вследствие принудительных наборов,. ...
читать главу
Битва при Каннах: позор римлян
Ганнибал с его непримиримой ненавистью к римлянам был постоянным раздражителем и угрозой для Римской Республики. Именно поэтому в 216 г. до н. э. на битву с ним отправились оба новых консула (Теренций Варрон и Эмилий Павел). Силы римлян превосходили Карфаген: по сведениям историков, в римской армии было около 80000 пехотинцев и 7000 конников, в то время как у Ганнибала – 40000 пехоты и 10000 кавалерии.
Сражение должно было состояться вблизи городка Канны, где римляне оборудовали большое хранилище провианта. Предусмотрительный Ганнибал, умело используя данные разведчиков, сумел захватить всю провизию, оставив римлян на голодном пайке.
читать статью

Конец 2-й Пунической войны: Карфаген должен быть разрушен!
На первый взгляд, Ганнибалу только и оставалось, что триумфально войти в Рим. Но он не спешил. Уставшие и поредевшие после 3-летней войны войска, тщетные ожидания восстания итальянских народов против Рима, борьба за власть в самом Карфагене… Все эти факторы усугубило сражение при Ноле, состоявшееся в 215 г. до н. э., где римские войска впервые оттеснили карфагенян. Это не самое яркое с точки зрения военного искусства сражение подняло боевой дух римлян, заставив поверить их в то, что они могут противостоять Ганнибалу, «великому и ужасному».
читать статью