Воспоминания о боях в период Великой Отечественной войны
(1942 год). Публикуется впервые.

Часть I

...В тылу Старый Оскол. Фронт армии проходит от Старого Оскола далеко. А еще дальше в тылу Воронеж. Передний край обороны 40-я армия укрепляет на рубеже Щигры - Тим. Наша разведка давным-давно замечает, что противник в район Щигры подтягивает все новые и новые резервы. Пленных берут редко, да они так накалены, так верят Гитлеру, что трудно что-либо у них добиться.

Я только что приехал в армию. Началась вторая половина июня. В тылу фронта созрел урожай, правда, он хуже прошлогоднего, на все же хорош.

В штабе армии как-то все по-парадному, поздно встают. Чинно обедают. Также чинно подходят к телеграфным аппаратам и ведут переговоры с дивизиями. Штаб армии находится далеко от фронта. Создавалось впечатление, что тут как-то не понимают всей трагедии войны...

Меня пригласили к командующему армии генерал-лейтенанту Парсегову, я приехал к нему заместителем.

С Парсеговым я познакомился осенью 1941 года, после того как прибыл в распоряжение Военного Совета Юго-Западного фронта. Обедали мы в одной столовой, и он громко рассказывал о том, как ему удалось много подбить танков противника. На груди висела Золотая Звезда Героя Советского Союза и красовалось несколько орденов. Не скрою, я сразу как-то позавидовал его героизму. Подсел поближе к нему и начал подробно расспрашивать его о характере боя. Но вот снова встретились.

Парсегов принял меня любезно. Он начал излагать мне планы, что армия по составу большая, готовится к наступлению, что он уверен в успехе. За обедом мы затронули много разных вопросов, речь шла о боевых операциях на различных участках фронтов. Положение было серьезное...

Потом перешли к характеристике дивизий и их командиров. На развернутой карте соседнего стола была нанесена обстановка и обозначался фронт каждой из дивизий. На правом фланге оборону занимала 121-я дивизия. С чего начать? И про себя решил начать свое знакомство с войсками правого фланга переднего края.

Я предложил Парсегову, что хорошо бы мне начать свою работу с ознакомления с боевыми порядками дивизий. На этом и решили. На второй день я помчался на передний край. Хорошее впечатление на меня произвела 121-я стрелковая дивизия. Хорошо был оборудован передний край обороны.

Неплохо организована противотанковая оборона. Ровно пять суток было потрачено на то, чтобы ознакомиться со всеми войсками переднего края. Очень хорошее впечатление оставила 112-я дивизия, расположенная в районе Тим. Разведчики этой дивизии часто брали пленных, оборона была активной. Хорошо работали снайперы. Для того чтобы проверить, как организован артиллерийский огонь по переднему краю противника, я в ряде мест приказал сосредоточить налеты по интересующим меня опорным пунктам противника. В одной из дивизий переднего края я познакомился с членом Военного Совета Армии Иваном Самойловичем Грушецким. Он произвел на меня впечатление боевого политработника, заботливо относящегося к нуждам воинов переднего края. Дальнейшие события подтвердили мое первое впечатление.

Наша оборона в некоторых местах была жидковата. Недоставало плотности, и мало было противотанковой обороны.

Когда я был на участке против Щигров, то лично в бинокль наблюдал большое движение войск противника, причем наблюдатели, следящие ночью, это подтвердили. Я приказал во что бы то ни стало захватить пленных на этом участке. Пленные подтвердили, что противник собирается наступать. Войска армии произвели на меня хорошее впечатление. Но штаб управлял ими слишком «академически». Живое общение с войсками подменялось телеграфным или телефонным. Стоило эту связь нарушить, как можно было потерять управление.

Возвратился я в штаб армии через пять или шесть дней. Долго беседовал с Парсе-говым, он был настроен наступать, имея директиву на предстоящее наступление.

На вторую армейскую полосу обороны подходили свежие танковые войска, и мне поручили посмотреть эту полосу с точки зрения глубоко эшелонированной обороны, на случай наступления противника.

В разговоре с Парсеговым я очень напирал на противотанковую оборону, ибо с начала войны противник на главном направлении всегда применял массу танков. В танках гитлеровцы в 1942 г. имели превосходство. Правда, они его потеряли в конце 1942 г. и больше не могли восстановить.

На второй армейской полосе, километров 40 от первой, работало много народа. Она строилась по темпам быстро, на эту полосу прибывали танковые корпуса, предназначавшиеся для наступления, в основном они были вооружены танками Т-34.

К этому времени установился окончательный взгляд на оборону, что она должна быть траншейной. От так называемой групповой обороны отказались. Начали строить опорные противотанковые пункты. Очень много усилий сосредотачивалось на противотанковые рвы, но они особой роли не могли сыграть. Стоило противнику противотанковый ров преодолеть в одном месте, как его роль терялась. Куда большую роль имело противотанковое минирование.

На строительстве второй оборонительной полосы работало много народа. Люди, в основном женщины, работали дружно, не считаясь со временем. Работали от зари до зари.

Насколько мне удалось, я откорректировал тактическое построение второй полосы. На фронте было затишье. Затишье перед бурей...

По возвращении со второй полосы я встретил командующего фронтом Голикова и подробно доложил о своих впечатлениях.

Противник в районе Щигров продолжал сосредотачивать крупные силы. Наземная разведка и воздушная разведка подтверждали это.

Воздушные разведчики «рамы» носились в воздухе, фотографируя нашу оборону.

И все же в штабе не было достаточных данных, когда противник перейдет в наступление, а главное, не было разгадано главное, откуда и какими силами он нанесет главный удар. Предположений было ряд. Среди этих предположений выделялась группировка в районе Щигров.

23 июня на правый фланг армии был переброшен вспомогательный командный пункт во главе со мной. Пункт мы разместили в небольшом хуторке, который не мог привлечь внимание воздушной разведки противника. Связались с 4 дивизиями, правда, связь в основном была телефонная, не хватало радиосредств. Вспомогательный пункт по численности состоял из 9-11 человек и взвода телефонной связи. С остальными войсками армии связь шла через основной командный пункт. Пока мы устраивались, я поехал на передний край, меня интересовали наши наблюдательные пункты, что они замечают в расположении противника. Все подтверждали, что противник по ночам ведет перегруппировку. Войска армии насторожились. Враг был не тот, что в 1941 году. После того как провалилась «молниеносная» стратегия после поражения под Москвой и на других участках фронта, нахальства стало меньше.

Прошел ровно год войны, враг потерял много войск и техники на полях нашей Родины. За год наши войска достаточно нанюхались пороха. Народ героически отражал бешеные атаки гитлеровцев. Лучше сплотились, меньше стало танкобоязни. Научились драться с врагом, но враг еще был силен и готовился к новому прыжку.

За год много труда и энергии было вложено, чтобы научить войска стоять насмерть, тяжело это давалось, но начался перелом...

С фронта армии, особенно с левого фланга, поступало все больше и больше данных о том, что вот-вот начнется наступление врага.

Брянский фронт, которым командовал Голиков Филипп Иванович, примерно знал, что противник собирается наступать, но сам готовился перейти в наступление и на это направление потянул два танковых корпуса, расположив их на тыловой армейской оборонительной полосе. Словом, войска были эшелонированы глубоко, но не было четкого плана по ведению оперативной обороны. Самый большой недочет штаба состоял в том, что не было отработано взаимодействие войск на случай прорыва противника.

Получалось так, что никто из крупных начальников не знал, какую задачу он будет выполнять, если противник прорвется вглубь обороны.

В войсках армии хотя и был письменный план оборонительной операции, но командующий армией не отработал его с командирами дивизий. Кстати, после того как я объехал фронт армии, я предложил провести это занятие на местности, но оно было отложено, и так и не состоялось.

К сожалению, никто до конца не вскрыл главное в замысле врага, что в районе Щит-ров он сосредоточил основную группировку войск, с которой собирался совершить глубокий стратегический прорыв.

Дня за три до начала наступления на левом фланге армии стояла подозрительная тишина, противник не стрелял. Наблюдательные пункты доносили, что ими по ночам замечено в тылу врага большое движение.

В управлении войсками, расположенном в глубине обороны, были недочеты. Главным пороком было то, что не были отработаны планы ведения оборонительного боя в случае прорыва противника.

Нависла угроза удара противника.

Наш вспомогательный наблюдательный пункт штаба армии расположился в небольшом хуторке. Связь была линейной. Раций было мало. До переднего края было четыре километра. Противник в районе Щигров продолжал накапливаться. Сила группировки противника вскрыта не была. Ни в штабе армии, тем паче ни в штабе фронта по-настоящему не разгадали главного, что из района Щигров будет наноситься удар большой мощности и что он будет наноситься огромной массой танков и авиации.

В составе 40-й армии было восемь стрелковых дивизий, они располагались сравнительно на широком фронте, занимая в среднем на дивизию 8 км. Резервов не было. На правом фланге во втором эшелоне была одна дивизия, но, как потом оказалось, она была не весьма стойкой и не могла долго выдержать такого массированного удара противника.

Армия в обороне стояла сравнительно долго, и на фронте главной оборонительной полосы войска укрепились неплохо. Большое внимание было уделено противотанковой обороне.

В армии не было создано противотанкового маневренного резерва, и совершенно не был разработан вопрос об авиационной поддержке, а также не разработан вопрос артподготовки.

В первый день наступления противника:
  Утром противник начал артиллерийскую подготовку. Участок прорыва противника определился сразу примерно по ширине до 12 км. Артиллерийский огонь не был действенным. Потом волнами пошли бомбардировщики, их было много, шла волна за волной, значительная часть бомбардировщиков была пикирующая. Как только началась артиллерийская подготовка противника, я выехал на свой наблюдательный пункт, откуда был хороший обзор. Рвались снаряды, мины, бомбы. Дивизии докладывали, что замечено много танков противника. Наша артиллерия сначала молчала, а как только появились танки противника, артиллерия сосредоточила на них огонь, хорошо работала артиллерия прямой наводки. Налеты авиации противника усилились. Авиация сосредотачивала удары главным образом по нашим артпозициям. Связь работала не устойчиво. Дивизии докладывали, что подбито немало танков противника. Поле было затянуто дымом и пылью от взрывов бомб и снарядов. Наблюдения не было.

Наблюдательный пункт командующего армии Парсегова расположился левее нашего километрах в шести. Там было спокойно, даже не было бомбежки с самолетов. Противник все сосредоточил на главном направлении. Когда я на виллисе поехал в дивизию переднего края, то мне пришлось несколько раз слезать с машины и ложиться на землю от пикирующих бомбардировщиков противника.

По докладу командиров дивизий и по личному наблюдению было точно определено, что главный удар противника идет по левому флангу 121-й стрелковой дивизии и полностью захватывает дивизию полковника Анашкина, примерно на участке фронта 12-14 км. На остальном участке фронта армии особой активности противник не проявляет. Сравнительно спокойно и на участке, где расположился наблюдательный пункт командарма. Судя по донесениям всех наблюдательных пунктов, противник к 11 часам на минных полях, от огня артиллерии потерял 120-130 танков и понес значительные потери в живой силе. Оборона наша на главной полосе была, к сожалению, неглубокая, вторые эшелоны, к сожалению, созданы не были, резервы были незначительные. Хотя на главном направлении удара противника и была в обороне расположена одна дивизия, но она недавно сформирована и фактически не была обстреляна и к тому же плохо укомплектована артиллерией. Нашей истребительной авиации в воздухе не было, зенитное прикрытие войск было слабое.

Бомбардировщики противника обнаглели до того, что они по полю гонялись за отдельными машинами. Правда, зенитной артиллерией и зенитным пулеметным огнем было сбито десяток самолетов противника, и даже недалеко от моей машины, когда я ехал по вызову Парсегова на его наблюдательный пункт, наши пулеметчики и стрелки сбили два самолета противника. Наблюдательный пункт Парсегова располагался в небольшом леске.

Я доложил Парсегову все то, что я наблюдал и сказал, что войска дерутся стойко, но сила врага очень большая. Враг применил массу танков и поддерживает их ударами с воздуха, причем самолеты противника непрерывно наносят удары по нашей обороне, обеспечивая продвижение своих танков. Парсегов, начальник штаба Рогозный и я подробно рассмотрели обстановку, получалось так, что главный удар противника идет в стык двух фронтов: Воронежского и Брянского, и что противник стремится охватить правый фланг 40-й армии. Было около 12 часов дня. Связь с полковником Анашки-ным прекратилась, командир дивизии второго эшелона сообщил, что его атакует масса танков противника.

Ко второй половине дня оборонительная полоса была прорвана. Я на «виллисе» снова направился на командный пункт командира дивизии, занимающую вторую полосу обороны. В воздухе была масса самолетов противника, они нахально снижались и обсгреливали наши войска. Я несколько раз был вынужден ложиться в канаву. Когда я пересекал большую проселочную дорогу, идущую из Щигры на Восток, то увидел большую массу наших граждан, которые уходили из района боев, над колонной носилось несколько фашистских самолетов и безжалостно ее обстреливали, валялись трупы людей, стонали раненые, дети и женщины. У меня были слезы на глазах, и я думал, когда же мы отомстим врагу за эти чудовищные преступления...

К командиру дивизии я не доехал, он переменил свой командный пункт. Я взобрался на высоту у дороги и, наблюдая с нее, увидел массу танков противника, движущихся в тылу нашей главной полосы обороны.

Ко мне подъехали командиры нашего вспомогательного НП, пока мы развертывали свои рации и вступали в связь, время шло. Связь была с нашим правым флангом армии и с дивизиями левого фланга, а с тремя дивизиями, по которым шел главный удар врага, связи не было. Их управление было полностью парализовано. Сопротивление вели отдельные очаги обороны и наша артиллерия, расположенная в тылу. Я заметил на дороге колонну - это был командный пункт штаба армии. Мимо на быстром ходу промчался Парсегов. Я даже не успел спуститься с возвышенности, чтобы спросить их, куда они переезжают. По плану они должны иметь запасный командный пункт километрах в десяти езды, на этом и заканчивалась моя связь со штабом армии. Наша группа офицеров вспомогательного командного пункта осталась без всякой связи со штабом армии. С тех пор я Парсегова не видел.

В первый день боя врагу удалось массой танков и ударами авиации прорвать всю глубину нашей главной полосы, включая и полосу дивизии второго эшелона. Нам удалось собрать довольно достоверные данные о внушительных потерях в танках противника. Наступила ночь. Мы начали устанавливать связь с войсками. Часть войск отошла влево, часть вправо, а некоторые части очагами продолжали вести сопротивление. С утра второго дня противник продолжал развивать наступление. О нашем штабе армии не было ни слуха ни духа. Я решил со своей группой уехать в район Старого Оскола и взять на себя управление войсками пяти дивизий, оставшихся на левом фланге. Группу я отправил дальше, а сам хотел до конца выяснить положение, связаться с командирами танковых корпусов, расположенных на армейской полосе, а потом направиться в Старый Ос-кол. Целый день я потратил на это. Враг продолжал развивать свой успех. Горели населенные пункты, шла перестрелка. Встречавшимся нашим подразделениям, оторвавшимся от своих частей, я дал направление отходить на армейскую полосу и присоединяться к танковым корпусам и поступать в их же подчинение.

На третий день во второй половине дня я прибыл в Старый Оскол. Начал связываться при помощи своих двух раций, которые прибыли сюда с вспомогательным командным пунктом. При помощи местной связи удалось установить, что войска левого фланга, отбив небольшие атаки противника, занимают прежнее положение. Правый фланг армии был прорван. Связи с левым крылом с соседнего Брянского фронта нет. Ночью наконец была установлена связь со штабом армии.

Часть II

.. .Умер мой старый товарищ, которому я, по обыкновению, к каждому празднику посылаю поздравления. Первого мая я послал ему теплую поздравительную открытку. Франц Иосифович Перхорович Познакомился я с ним в тяжелые дни войны. 1942 год. Я только что вышел из окружения из района Старого Оскола на р. Дон. Войска 40-й армии под ударами крупных танковых масс противника с большими потерями отошли за р. Дон, а гитлеровцы вдоль Дона устремились к Сталинграду. В атаке осколками ручной гранаты у меня была ранена правая рука. Дня четыре я ничего не ел, почти не пил и когда лежа замаскированным в кустах около лесной дороги увидел танковую разведку из танкового корпуса генерала Баданова, я не помню как дошел до танка, сел в танк, а потом пересел на грузовую машину и прибыл на левый берег Дона. После того как меня радостно встретил командующий фронтом генерал-лейтенант Голиков и член военного совета фронта Мехлис, через некоторое время я прибыл в запасной полк 40-й армии для лечения и отдыха. Еще на командном пункте Баданова я узнал, что командовать армией прибыл Моркиан Михайлович Попов, с которым я расстался в январе 1942 г. и снова встретился в августе 1942 г.

В запасном полку мне представился полковник Перхорович Франц Иосифович. Он был в резерве офицерского состава при запасном полку армии. На меня он произвел хорошее впечатление. Было видно, что за плечами он имеет немалый опыт. Два дня я был в полку, очистился от вшей, помылся в бане, переодел чистое белье, продезинфицированное обмундирование и отправился на наблюдательный пункт М.М. Попова. Наблюдательный пункт Попова был на огородах недалеко от Чижовки.

О Чижовка, Чижовка! Сколько тяжелых дней я потом пережил среди твоих развалин...

Перхорович на фронте в районе Чижовки был сначала командиром полка, а потом командиром 100-й стрелковой дивизии.

Среднего роста. Худощав. Продолговатое лицо, какое бывает у большинства поляков. В напряженном бою был суетлив. Достаточно храбрый, для того чтобы быть примером для подчиненных. Дивизией командовал хорошо до 1943 г., потом корпусом, а к концу войны 47-й армией, которая участвовала во взятии Берлина.

Чижовка. Окраина Воронежа. Я побыл в Чижовке вместе с ним в то время, когда ежедневно по 7-8 раз по 45 самолетов нас бомбило.

В период, когда он командовал 100-й стрелковой дивизией и оборонял сложный участок на Курской дуге, мы вместе с ним строили прочную оборону.

Вместе дрались. Вместе форсировали Днепр. Вместе отбивали на правом берегу Днепра атаки гитлеровцев. На фронте дружили, дружили и после войны.

Склоняю голову перед его светлой памятью. Уходят один за другим старые воины, вынесшие на своих плечах тяжести войны...