В июле 1952 года на II конференции Социалистической единой партии Германии её генеральный секретарь Вальтер Ульбрихт провозгласил курс на «планомерное строительство социализма», что сводилось к последовательной советизации восточногерманского строя: мерам против мелких собственников и частной торговли, массовой национализации предприятий. Одновременно было радикально реформировано традиционное территориальное деление (вместо 5 исторических «земель» было введено 14 округов). По советскому же образцу усиленно развивалась тяжёлая промышленность, что привело к серьёзному дефициту продовольствия и потребительских товаров, причём в продовольственном кризисе пропаганда обвиняла «спекулянтов и кулаков». Наконец, было объявлено о создании Народной Армии, и милитаризация, соединённая с репарациями, тяжело сказывалась на бюджете страны: военные расходы составляли 11 % бюджета, а вместе с репарациями — 20 % непроизводительных трат. В такой ситуации происходило массовое бегство жителей в западную зону, прежде всего, высококвалифицированных кадров — «утечка мозгов» (только в марте 1953 года бежало 50 тысяч человек), которая, в свою очередь, создавала новые экономические проблемы. Нарастали также политические и антицерковные репрессии. В частности, были разгромлены и арестованы в полном составе две молодёжные евангелические организации — «Молодая община» и «Евангелическая студенческая община».
Однако смерть Сталина в марте 1953 года приостановила давление власти и привела к ослаблению советского контроля: была расформирована советская Контрольная комиссия, заменённая Верховным комиссаром.
В апреле 1953 года, за два месяца до восстания, произошло повышение цен на общественный транспорт, одежду, обувь, хлебопродукты, мясо и содержащие сахар продукты. Одновременно нехватка сахара привела к дефициту искусственного мёда и мармелада, служившего одним из основных компонентов стандартного завтрака большинства немцев. По свидетельству участника тех событий, это уже тогда вызвало у немецких рабочих волну возмущения. Возмущение по поводу подорожания мармелада встретило у советского руководства, не имевшего представления о роли мармелада в питании немецких рабочих, недоумение и непонимание, и было воспринято как «мармеладный бунт». В русской исторической литературе встречается тезис, что началом развития кризиса 1953 года во многом явился именно «мармеладный бунт». Но большинство русских историков, как и историки других стран, термин «мармеладный бунт» не используют.
Продолжая курс на либерализацию своей политики после смерти Сталина, 15 мая советское МВД вручило руководству ГДР меморандум с требованием прекращения коллективизации и ослабления репрессий. 3 июня руководители ГДР были вызваны в Москву, по возвращении из которой объявили (9 июня) о прекращении планомерного строительства социализма, провозгласили «Новый курс», публично признали, что в прошлом совершались ошибки, для улучшения снабжения населения наметили замедление темпов развития тяжёлой промышленности, отменили ряд мер экономического характера, вызвавших резкое недовольство населения.
В то же время не было отменено ранее принятое решение ЦК СЕПГ «о повышении норм выработки для рабочих в целях борьбы с экономическими трудностями». Это решение о повышении норм на 10 % (а в некоторых областях — до 30 %) выработки было принято на пленуме ЦК 14 мая 1953 года и опубликовано 28 мая в следующей формулировке: "Правительство Германской Демократической Республики приветствует инициативу рабочих по повышению норм выработки. Оно благодарит всех работников, которые повысили свои нормы, за их большое патриотическое дело. Одновременно оно отвечает на пожелание рабочих по пересмотру и повышению норм".
Повышение норм предполагалось вводить постепенно и завершить к 30 июня (в день рождения В. Ульбрихта). Это вызывало очередное сильное недовольство у рабочих.
В поддержку повышения норм высказалось и руководство (коммунистических) профсоюзов, теоретически призванное стоять на страже интересов рабочих. В исторической литературе утверждается, что появившаяся 16 июня 1953 года в профсоюзной газете «Трибуна» статья в защиту курса на повышение норм выработки стала последней каплей, переполнившей чашу народного недовольства.
После того, как рабочие получили зарплату и обнаружили в ней вычеты, как за недоработку — началось брожение. В пятницу 12 июня среди рабочих крупной берлинской стройки (больницы в районе Фридрихсхайн) возникла идея объявить забастовку. Забастовку назначили на понедельник 15 июня. Утром 15 июня строители Фридрихсхайна отказались выйти на работу и на общем собрании потребовали отмены повышенных норм.
Утром 16 июня среди рабочих распространился слух, что полиция занимает больницу во Фридрихсхайне. После этого около 100 строителей со строек элитного партийного жилья на Сталин-аллее двинулись к больнице, чтобы «освободить» своих коллег. Оттуда демонстранты, к которым присоединилась часть строителей больницы, уже в количестве около 1500 человек двинулись к другим стройкам. Затем демонстрация, численность которой дошла до 10 000 человек, направилась к зданию коммунистических профсоюзов, но, найдя его пустым, к полудню подошла к Дому министерств на Лейпцигерштрассе. Демонстранты, кроме снижения норм выработки, требовали снижения цен и роспуска Народной Армии. Перед Домом министерств начался митинг. Выступивший перед забастовщиками министр промышленности Фриц Зельбманн пытался успокоить толпу и обещал возвращение прежних норм выработки (соответствующе решение тут же было принято на экстренном заседании правительства); но это не возымело успеха. Оратор на митинге стал выдвигать политические требования: объединения Германии, свободных выборов, освобождения политических заключённых и т.д. Толпа вызывала Ульбрихта или Гротеволя, но они не появились. После этого демонстранты двинулись к стройплощадкам Сталин-аллее, призывая к всеобщей забастовке и к тому, чтобы на следующее утро собраться на митинг протеста на площади Штраусбергер. Для успокоения толпы были направлены автомобили с громкоговорителями, но демонстрантам удалось овладеть одним из них и с его помощью распространять собственные призывы.
О происходящем регулярно сообщала западноберлинская радиостанция РИАС («Радио в американском секторе»). При этом журналисты намеренно нарушали инструкции американских хозяев станции, требовавших не вмешиваться в происходящее и ограничиться сухими репортажами о событиях. Редактор радиостанции Эгон Бар (впоследствии — видный социал-демократический политик) даже помогал бастующим выбрать лозунги и чётко сформулировать требования для передачи по радио.
Требования сводились к четырём пунктам:
1. Восстановление старых норм зарплаты.
2. Немедленное снижение цен на основные продукты.
3. Свободные и тайные выборы.
4. Амнистия забастовщиков и ораторов.
Вечером лидер западноберлинского отделения Германской Федерации Профсоюзов Эрнст Шарновский в выступлении по радио призвал западных берлинцев поддержать протестующих: «Не оставляйте их одних! Они борются не только за социальные права рабочих, но за общие человеческие права всего населения восточной зоны. Присоединяйтесь к движению восточно-берлинский строителей и занимайте свои места на Штраусбергской площади!».
Передачи РИАС сыграли важную роль катализатора. Сам Бар до сих пор считает, что если бы не РИАС, всё могло бы завершиться 16 июня. Благодаря этим передачам, известие о событиях в Берлине и планах на 17 распространилось по всей Восточной Германии, в свою очередь подстрекая тамошних рабочих к выступлениям.
В то же время существует противоположная западная точка зрения, что радиостанция РИАС, наоборот, предала восставших, сообщив о провале мятежа ещё до того, как глава советского сектора Берлина ввёл чрезвычайное положение, и это значительно снизило накал восстания.
Вечером 16 июня к всеобщей забастовке в ГДР призвала также западноберлинская газета «Дер Абенд».
Утром 17 июня в Берлине забастовка была уже всеобщей. Рабочие, собиравшиеся на предприятиях, там же строились в колонны и направлялись в центр города. Уже в 7 часов на площади Штраусбергер собралась 10-тысячная толпа. К полудню численность манифестантов в городе достигла 150 000 человек. Лозунгами манифестантов были: «Долой правительство! Долой Народную Полицию!» «Мы не хотим быть рабами, мы хотим быть свободными!». Большую популярность приобрели лозунги, направленные лично против В. Ульбрихта: «Бородка, брюхо и очки — это не воля народа!» «У нас нет иной цели — Козлобородый должен уйти!». Также выдвигались лозунги, направленные против оккупационных войск: «Русские, убирайтесь вон!». Впрочем, антисоветские лозунги, с энтузиазмом выдвигавшиеся присоединившимися к демонстрантам жителями Западного Берлина, не нашли особой поддержки у восточноберлинцев.
Были разгромлены пограничные знаки и сооружения на границах советского и западного секторов города. Толпа громила полицейские участки, здания партийных и государственных органов и газетные киоски, продававшие коммунистическую прессу. Участники волнений уничтожали символы коммунистической власти — флаги, плакаты, портреты и пр. Были осаждены полицейские казармы; восставшие также попытались освободить заключённых из тюрьмы. Дом Министерств был разгромлен; оттуда толпа двинулась к театру Фридрихштадтпаласт, где шло заседание актива СЕПГ, и партийное руководство спешно эвакуировалось под защиту советских войск в Карлсхорст. Город фактически оказался в руках участников волнений.
Волнения перекинулись на всю Восточную Германию. В индустриальных центрах стихийно возникали забастовочные комитеты и советы рабочих, бравшие в свои руки власть на фабриках и заводах.
В Дрездене участники массовых волнений захватили радиостанцию и начали передавать сообщения, разоблачающие государственную пропаганду; в Галле были захвачены редакции газет, в Биттерфельде забастовочный комитет послал в Берлин телеграмму с требованием «сформирования временного правительства, составленного из революционных рабочих». Согласно последним исследованиям, волнения были не менее чем в 701 населенном пункте Германии (и это, видимо, ещё неполное число). Официальные власти ГДР оценили число участников движения в 300 тысяч. В других источниках число бастующих рабочих оценивается примерно в 500 тысяч, а общее число участников демонстраций — в 3—4 миллиона из 18 миллионов населения и 5,5 миллиона рабочих (следует иметь в виду, что крестьяне не могли принимать участия в движении).
Всего подверглось осаде и штурму 250 (по другим данным — 160) правительственных и партийных зданий. Повстанцами было занято 11 зданий районных советов, 14 канцелярий бургомистра, 7 районных и 1 окружной комитет СЕПГ; были захвачены 9 тюрем, 2 здания министерства государственной безопасности и 12 полицейских учреждений (округов и участков), в результате чего было освобождено около 1400 уголовников. По официальным данным, было убито 17 и ранено 166 функционеров СЕПГ.
Хотя советские войска уже 17 июня стали в значительной степени контролировать ситуацию, в следующие дни также проходили протесты. Больше всего 18 июня, но в отдельных заводах вплоть до июля. 10 и 11 июля рабочие бастовали в фирме «Carl Zeiss» в городе Йена и 16 и 17 июля в заводе «Buna» в Шкопау. Но размах протеста 17 июня уже не был достигнут.
Самые многочисленные протесты состоялись в городах Дрезден, Гёрлиц, Ниски и Риза. По данным Народной полиции, в 14 из 17 районов округа были забастовки.
В Дрездене собралось около 20 000 человек на площадях Театерплац, Постплац, Плац-дер-Айнхайт, перед нойштадтским и главным вокзалом.
В Гёрлице рабочие образовали забастовочный комитет и систематически оккупируют здания СЕПГ, госбезопасности, массовых организаций и тюрьму. Рабочие образовали новое городское управление под названием «Городской комитет». Освобождаются заключённые. Как и в Биттерфельде, формулируются политические требования, в том числе о пересмотре восточной границы ГДР по линии Одер-Нейссе. В демонстрации приняло участие около 50 000 человек. Только объявление чрезвычайного положения и применение советских оккупационных сил могло остановить народное волнение.
Округ Халле был одним из центров восстания. Все 22 района сообщили о забастовках и акциях протеста. Наряду со столицей округа такие промышленные центры как Лойна, Биттерфельд, Вольфен, Вайссенфельс и Айслебен, но и более мелкие города как Кведлинбург и Кётэн были точками опоры протестующих.
Особо следует отметить промышленный регион Биттерфельд, где центральный забастовочный комитет координировал акции 30 000 бастующих. Целенаправленно хорошо организованные рабочие в Биттерфельде заняли здания Народной полиции, городского управления, Государственной безопасности и тюрьмы, чтобы парализовать государственный аппарат. Столкновений с применением оружия не было по той причине, что начальник районного управления полиции Носсек утром объездил заводы в Вольфене и Биттерфельде и приказал хранить все виды оружия в комнатах хранения оружия и этим фактически обезоружил охрану заводов.
В Халле 4 демонстранта было расстреляно полицией. Около 18 часов собралось примерно 60 000 человек на рыночной площади Халлмаркт в центре города. Советские танки разогнали протестующих.
Из города Вайда сообщается о перестрелках вооружённых шахтёров с Казарменной полицией (предшественником Национальной народной армии).
В городе Йена собирается от 10 000 до 20 000 человек. Здания районного управления СЕПГ, тюрьмы и госбезопасности находятся в руках протестующих. После объявления о чрезвычайном положении в 16 часов советские оккупационные войска разгоняют собравшихся. Несмотря на это большие демонстрационные группы ходят по центру города и призывают к продолжении акций протеста.
Магдебург наряду с Берлином, Халле, Йеной, Гёрлицом и Лейпцигом относился к центрам событий 17 июня 1953 года.
Около 9 часов утра сформировалась процессия протеста из примерно 20 000 человек, которая около 11 часов объединилась с другими демонстрантами. Протестующие занимают здания ССНМ и СЕПГ и газеты «Volksstimme». Перед управлением полиции и тюрьмой возникают тяжёлые кровопролитные столкновения. Два полицейских и один сотрудник госбезопасности погибли. Освобождение заключённых не удалось из-за появления перед зданием тюрьмы советских солдат, которые применили огнестрельное оружие и застрелили трёх демонстрантов, среди них 16-летную девушку. Регистрируют более сорока (частично тяжело) раненых демонстрантов.
После обеда удался штурм следственного изолятора и 211 заключённых, среди них обычные преступники, освобождаются. Воинские части, дислоцированные в Магдебурге, находились в этот момент в летних лагерях. В городе был лишь комендантский взвод и военный госпиталь. События начались с прибытием из Зап. Германии вооруженных стрелковым оружием людей. В самой ГДР оружие было лишь у Советской Армии. ННА в тот момент еще не была создана, а народная полиция оружия не имела. Охрана тюрьмы имела на вооружении лишь овчарок. Комендантскому взводу удалось организовать оборону штаба армии и госпиталя и отбить нападение мятежников. Воинские части в летних лагерях были подняты по тревоге и направлены в город. Однако уже по дороге они частично были развернуты и направлены на демаркационную линию для прикрытия от вторжения со стороны британской оккупационной зоны. В город в основном вернулись мотострелки на БТРах и частично танки. Первоначально войска имели приказ не открывать огонь. Однако вскоре в открытом БТРе выстрелом с чердака был убит советский майор. Вскоре за этим последовало разрешение на применение оружия. После чего в течение нескольких часов беспорядки были прекращены. Как только с какого-то чердака открывался огонь (мятежники имели на вооружении винтовки, автоматы и ручные пулеметы), вызывался танк, который производил прицельный выстрел по чердаку. В это время на демаркационной линии войска были развернуты к бою и окопались по всем правилам, как на фронте. По другую сторону демаркационной линии в это время дефилировала казачья часть из русских эмигрантов, вероятно с целью пересечь демаркацию и прийти на помощь мятежникам. Однако, обнаружив против себя изготовившиеся к бою советские войска, казаки ушли. Несомненно, что действия мятежников прямо направлялись и были хорошо скоординированы с командованием западных оккупационных войск. Надо особо отметить, что оружия у восточных немцев в тот момент официально не было вообще. Даже охотничьих ружей. Даже у полиции при обычной службе. Но на случай ЧП они имели оружие в хранилищах. Вероятно, они были вооружены этим оружием во время подавления мятежа. События в Магдебурге описаны со слов офицера — участника и очевидца событий.
Правительство ГДР, в свою очередь, обратилось к СССР за вооружённой поддержкой. В Берлине в тот момент стояло 16 советских полков общей численностью 20 000 человек; кроме того, правительство могло рассчитывать на народную полицию численностью в 8 тысяч человек. Принципиальное решение о вооруженном вмешательстве было принято в Москве уже вечером 16 числа. Ночью в резиденции советской оккупационной администрации в Карлсхорсте германская делегация в составе Вальтера Ульбрихта, премьер-министра Отто Гротеволя и министра госбезопасности Цайссера встретилась с советским Верховным комиссаром В. С. Семёновым и командующим оккупационными войсками Андреем Гречко и обговорила с ними подробности действий против восставших. В Берлин срочно вылетел министр внутренних дел СССР Лаврентий Берия.
Советская военная администрация 17-го и 18-го июня ввела чрезвычайное положение в более чем 167 из 217 административных городских и сельских районов (Kreise) страны.
Около полудня 17 июня против протестующих были выдвинуты полиция и советские танки. Демонстранты кидали в танки камнями и пытались повредить их радиоантенны. Толпа не расходилась, и советские войска открыли огонь. В 13-00 было объявлено чрезвычайное положение. В 14-00 по радио Гротеволь зачитал правительственное сообщение: "Мероприятия правительства Германской Демократической Республики по улучшению положения народа были отмечены фашистскими и другими реакционными элементами в Западном Берлине провокациями и тяжёлыми нарушениями порядка в демократическом (советском) секторе Берлина. (…) Беспорядки (…) являются делом провокаторов и фашистских агентов зарубежных держав и их пособников из немецких капиталистических монополий. Эти силы недовольны демократической властью в Германской Демократической Республике, организующей улучшение положения населения. Правительство призывает население: Поддержать мероприятия по немедленному восстановлению порядка в городе и создать условия для нормальной и спокойной работы на предприятиях. Виновные в беспорядках будут привлечены к ответственности и строго наказаны. Призываем рабочих и всех честных граждан схватить провокаторов и передать их государственным органам. (…)".
Столкновения между советскими войсками и участниками волнений и стрельба продолжались до 19-00. На следующее утро вновь были попытки демонстраций, но они жёстко пресекались. Забастовки, однако, спорадически вспыхивали вновь; в июле произошёл новый подъём забастовочного движения.
25 июня советская администрация объявляет о прекращении чрезвычайного положения в ГДР кроме Берлина, Магдебурга, Халле, Потсдама, Гёрлица, Дессау, Мерзебурга, Биттерфельда, Котбуса, Дрездена, Лейпцига, Геры и Йены. 29 июня закончилось чрезвычайное положение и для Дрездена, Котбуса и Потсдама.
В июле началась вторая волна забастовок в нескольких крупных предприятиях. В заводах Буна забастовки 15-17 июля даже превышают забастовку 17 июня. После этого ситуация стабилизировалась.
На основании документов, рассекреченных в 1990 году, можно сделать вывод минимум о 125 погибших. В частности, советскими властями было приговорено к смерти 29 человек. Вообще, советский верховный комиссар Семёнов получил из Москвы приказ расстрелять не менее 12 зачинщиков с широким опубликованием их имён; первым, расстрелянным советскими властями, был 36-летний безработный художник Вилли Геттлинг, отец двоих детей. 100 человек было осуждено советскими судами на сроки от 3 до 25 лет, примерно пятая часть из них была направлена в советские лагеря, остальные содержались в тюрьмах ГДР. Всего же было арестовано около 20 тысяч человек, из них осуждено немецкими судами — не менее 1526 (видимо, это неполная цифра): 2 — к смерти, 3 — к пожизненному заключению, 13 — на сроки 10—15 лет, 99 — на сроки 5—10 лет, 994 — на сроки 1—5 лет и 546 на сроки до одного года.
Со стороны властей было 5 убитых, ранено 46 полицейских, из них 14 тяжело. Общий материальный ущерб составил 500 000 марок.
На Западе число жертв сильно преувеличивалось — называлась, например, цифра 507 убитых.
Современные немецкие исследователи Йозеф Ландау и Тобиас Зандер отмечают относительную умеренность, проявленную советскими властями при подавлении волнений: «вопреки всему, советская оккупационная власть выступает не такой бесцеремонной и кровожадной, как это утверждал западный мир. При подобном обращении с повстанцами жертв могло бы оказаться намного больше, если учесть, что Советы направили несколько дивизий и несколько сот танков».
Непосредственно кризис не ослабил, а наоборот укрепил позиции Ульбрихта. Против Ульбрихта и его сталинистского курса в тот момент существовала сильная оппозиция в СЕПГ (включая руководство), имевшая все основания надеяться на поддержку из Москвы. Кризис позволил Ульбрихту провести чистку партии от своих противников, обвинённых в пассивности и социал-демократическом уклоне. Таким образом до конца года было исключено около 60 % избранных окружных комитетов СЕПГ.
Опираясь на безусловную советскую поддержку, правительство демонстрировало «твёрдость»: 21 июня было отменено объявленное было восстановление старых норм выработки; в октябре цены были повышены на 10—25 %. С другой стороны, СССР поспешил снизить требования репараций (теперь они составляли лишь 5 % бюджета ГДР), что улучшило материальное положение. Однако, бегство в ФРГ усилилось: если в 1952 году бежало 136 тыс. человек, то в 1953—331 тыс., в 1954—184 тыс., в 1955—252 тыс.
Непосредственным последствием кризиса было также прекращение в 1954 году режима оккупации и обретение ГДР суверенитета.
Психологические последствия кризиса для жителей ГДР Вилли Брандт определяет в своих мемуарах следующим образом: «Восставшим стало ясно, что они остались в одиночестве. Появились глубокие сомнения в искренности политики Запада. Противоречие между громкими словами и малыми делами запомнились всем и пошло на пользу власть имущим. В конце концов люди стали устраиваться как могли».
15 июля 1953 года министр юстиции ГДР, Макс Фехтер, из-за «антипартийного и антигосударственного поведения» был исключён из партии, снят с должности министра и арестован. Три дня позже Политбюро ЦК СЕПГ принял решение о снятии с должности министра государственной безопасности, Вильгельма Цайссера. Он и главный редактор газеты «Нойес Дойчланд» на 15 пленуме ЦК СЕПГ (24-26 июля 1953 г.) лишились всех партийных функций.
9 декабря 1953 года в ответ на события 17 июня были созданы «Боевые группы». Их члены дали клятву о «защите достижений государства рабочих и крестьян с оружием в руке».
|
