. французский унтер-офицер: «Чтобы отрезать неприятелю путь к отступлению, мы, конечно, должны идти по кратчайшей дороге, правда, она покрыта слоем воды в три фута... Мы похожи на библейских израильтян, переходивших Красное море, с той только разницей, что древние бросались в воду, чтобы уйти от своих врагов, а мы бултыхаемся в ней, чтобы дойти до них... Тому, кто повыше, вода доходит до пояса, тому, кто пониже - до лопаток. Мы поскальзываемся, мы дрожим от холода, мы ругаемся, но все же идем... Но вот кто-то из солдат поставил ногу на край канавы, скрытой водой, соскользнул вниз и скрылся с головой. Мы срочно вылавливаем неудачника, увы, руками, так как у нас нет удочек, и тот, кого надо было бы оплакивать, становится объектом шуток. "Скажи-ка, брат, ты что, хотел выпить всю воду и ничего не оставить другим!" -кричат одни. " Тебе не придется стирать рубашку!" -смеются другие. Впрочем, если бедный утопавший желает, чтобы эти насмешки побыстрее прекратились, ему лучше ответить в том же тоне... А вот лошадь генерала, который ехал во главе войск, тоже оступилась и провалилась в канаву. Шитый золотом мундир исчез под водой, и над ее поверхностью осталась только шляпа с галунами... Адъютанты с трудом вытаскивают своего начальника из канавы, и тотчас от головы колонны до хвоста сыплются шутки и смех... В адрес кого? Ну конечно же, в адрес генерала, " который пьет из очень большой чашки!"».
    Веселость в сочетании с привычкой к виду ран и смерти порождала порой шутки, от которых может содрогнуться мирный человек, но которые, без сомнения, помогали презирать опасность. Капитан Франсуа рассказывает, как французские офицеры веселились при обороне Гамбурга в 1813 г.: «Мы часто идем в бой прямо с бала, а по окончании боя снова возвращаемся танцевать. Нас спрашивают, почему не вернулся тот или иной наш товарищ. "Этот на дежурстве на аван­постах... А этот... в гостях у святого духа", - отвечаем
    мы, и танцы продолжаются».
    «Привычка к опасности заставляла нас рассматривать смерть, как, если Можно так выразиться, самое обыденное явление жизни, - вспоминал кавалерийский офицер. - Мы жалели раненых товарищей, но если кто-нибудь из них умирал, то по отношению к нему высказывалось лишь легкое сожаление, а то и холодное безразличие. Вот солдаты находят среди убитых своего приятеля. Что они говорят по этому поводу? Примерно следующее: "Больше не будет напиваться" или: "Больше не будет лопать чужих куриц", или что-нибудь в этом роде... Подчас это была единственная надгробная речь, которую произносили над нашими товарищами по оружию, павшими в бою».
    Фантен дез Одоар записал в своем дневнике 16 ию­ня 1807 г. через день после битвы под Фридландом: «...было бы, конечно, лучше закопать убитых, но это показалось слишком долгим делом, и был отдан приказ бросать их в реку Алле. Тотчас наши солдаты взялись за дело. Они тащили тела людей и лошадей до берега реки, протекающей в глубоком овраге, и бросали их с обрыва. В этом деле, казалось, не было ничего веселого, тем не менее, такова уж легкомысленность солдата, а тем более французского, что самое неподобающее случаю оживленнее царило на этих весьма специфических похоронах: дело в том, что трупы, катясь с откоса, кувыркались в самых невообразимых позах, что вызывало взрывы всеобщего смеха...»
    Вполне понятно, что подобного рода веселость могли себе позволить только люди, не верящие ни в бога, ни в черта. Так оно, в общем, и было. Антирелигиозная пропаганда века Просвещения и Великой французской революции дала свои результаты. Конечно, среди солдат и офицеров было немало верующих людей, однако они не задавали тон, а лишь следовали общему стилю поведения своих товарищей по оружию. «Нечего и говорить, что о религии у нас в лагере (Булонском) почти не вспоминали, - рассказывает офицер пехоты. - Полки ходили на мессу лишь в городах, и по странному предубеждению Император считал, что набожность подходит лишь женщинам, а не мужчинам. "Я не хочу иметь набожную армию", - говорил он. Без сомнения, с этой точки зрения он мог быть вполне удовлетворен»2. Впрочем, в этой антирелигиозности было больше военно-политического подтекста, чем подлинного атеизма. Не следует забывать, что в период Революции армии пришлось сражаться с разного рода противниками, и очень часто враг шел под знаменем религии. «Крестовый поход» против Франции был благословлен самим Римским Папой. В Вандее, на юге Франции, в Неаполитанском королевстве французских солдат пытали и предавали мучительной смерти крестьяне, ведомые фанатичными священниками. Для солдат и офицеров «священник», «монах» стало синонимом слова «враг». И хотя Первый консул восстановил религию в правах, подписав в 1802 г. Конкордат с Римским Папой, в армии сохранилось стойкое неприятие всего, что связано с церковью. Именно поэтому бывшие республиканские командиры резко отрицательно встретили заключение Конкордата, а генерал Дельма якобы даже сказал в лицо Бонапарту: «Вам осталось только сменить наши темляки на четки. А Франция пусть утешится, что потеряла без толку миллион человек, чтобы положить конец всей этой поповщине, которую Вы возрождаете».
    Остатки республиканского видения религии очень сильно ожили с началом испанской войны, где монахи, священники, инквизиторы стали не просто пропагандистами священной войны против наполеоновских войск, но и вдохновителями ужасающих зверств по отношению к пленным французам или союзникам. Ответом на это армии был новый виток антирелигиозности. В бою под Опорто в Португалии вольтижеры одного из полков узнали, что ополчен-ческая рота, сражавшаяся против них, состоит из... молодых монахов. Это вызвало среди французских солдат взрывы смеха и поток презрительных шуток в адрес врага, который был в мгновение ока опрокинут штыковым ударом
[<<--Пред.] [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12] [13] [14] [15] [16] [17] [18] [19] [20] [21] [22] [23] [24] [25] [След.-->>]
Другие статьи на эту тему:
Тактика артиллерии
Подобно пехоте и кавалерии, артиллерия не получила каких-либо принципиально новых уставов в эпоху Революции и Империи. Более того, этот род войск вообще не имел никакого тактического устава в современном...
читать главу

Кавалерия
В эпоху Революционных войн кавалерия переживала если не упадок, то, по крайней мере, явно играла в армии второстепенную роль. В отличие от пехоты, ряды которой пополнялись за счет создания волонтерских батальонов, а позже вследствие принудительных наборов,. ...
читать главу
Битва при Каннах: позор римлян
Ганнибал с его непримиримой ненавистью к римлянам был постоянным раздражителем и угрозой для Римской Республики. Именно поэтому в 216 г. до н. э. на битву с ним отправились оба новых консула (Теренций Варрон и Эмилий Павел). Силы римлян превосходили Карфаген: по сведениям историков, в римской армии было около 80000 пехотинцев и 7000 конников, в то время как у Ганнибала – 40000 пехоты и 10000 кавалерии.
Сражение должно было состояться вблизи городка Канны, где римляне оборудовали большое хранилище провианта. Предусмотрительный Ганнибал, умело используя данные разведчиков, сумел захватить всю провизию, оставив римлян на голодном пайке.
читать статью

Конец 2-й Пунической войны: Карфаген должен быть разрушен!
На первый взгляд, Ганнибалу только и оставалось, что триумфально войти в Рим. Но он не спешил. Уставшие и поредевшие после 3-летней войны войска, тщетные ожидания восстания итальянских народов против Рима, борьба за власть в самом Карфагене… Все эти факторы усугубило сражение при Ноле, состоявшееся в 215 г. до н. э., где римские войска впервые оттеснили карфагенян. Это не самое яркое с точки зрения военного искусства сражение подняло боевой дух римлян, заставив поверить их в то, что они могут противостоять Ганнибалу, «великому и ужасному».
читать статью