Назад| Оглавление| Вперёд


Два батальона Далекарлийского полка также успешно штурмовали второй редут. Все защитники редута, кроме тех, кому удалось бежать, были убиты. К тому времени, когда с чисткой было покончено, все остальные соединения уже давно промчались мимо. Когда солдаты огляделись, они не увидели ни других шведов, ни русских. Поле сражения вокруг них вдруг оказалось опустелым и заброшенным. Бряцание оружия тоже стихло, кругом начала распространяться удивительная тишина. Ни командующий полком Сигрот, ни начальник колонны Роос — у которого из четырех батальонов его колонны теперь осталось два — не знали, куда идти. Других соединений не было видно, не было слышно шума битвы и ничто не указывало, в какую сторону им направиться. Недостаточное знакомство с шведским планом теперь начинало мстить за себя.

Сигрот построил свой полк к бою. Далекарлийский полк насчитывал 1 100 человек и был одной из лучших боевых единиц армии, самое настоящее элитное соединение, которое рассматривалось как что-то вроде неофициальной гвардии. Ее высшими офицерами были, кроме Сигрота (опытного военного, имеющего за плечами службу во французских войсках и длинный ряд сражений, человека, пользующегося большим доверием короля), подполковник Фредерик Драке, сорокадевятилетний смоландец, и Арендш Юхан фон Герттен, десятью годами моложе Драке. Герттен на самом деле был из Хельсингландского полка, но это соединение было одним из многих, кого так отделали под Лесной, что они были распущены и влились в состав других. Много хельсингландцев в это утро пополняло ряды далекарлийцев, когда полк снова стал правильным строем и двинулся на северо-восток, дальше, в глубь системы редутов.

Когда в пределах видимости далекарлийцев появился третий шанец в продольной линии редутов, перед ними предстало примечательное зрелище. История его была такова. Первый батальон из Нерке и Йончёпингские батальоны, — которые недавно пытались штурмовать редут, — получили подкрепление в виде Вестерботтенского полка, состоявшего из двух слабых батальонов общей численностью в 600 человек. Присоединение Вестерботтенского полка — командир которого Фокк, а также подполковники Сасс и фон дер Остенсакен были ранены во время штурма первого шанца — мало помогло. Новая попытка штурма была отбита. И вот теперь, когда к этому месту приблизился Далекарлийский полк, эти первые четыре батальона стояли неподвижно перед большим шанцем и ждали. Полная тишина, ни выстрела, ни со стороны большой массы шведов, ни из русского шанца. Обе стороны выжидали и не хотели зря тратить боеприпасы. (Каждый пехотинец имел при себе в бою припасов на 25 выстрелов, а это означало, что в общем и целом он мог использовать свой мушкет только в случае крайней необходимости.)

Сигрот не считал возможным просто пройти мимо четырех батальонов у шанца и не оказать им помощи. Он отдал приказ идти в атаку. Две шеренги солдат подошли к одному из углов редута. С правой стороны к ним присоединились остальные батальоны. Когда они были метрах в двухстах от укрепления, в нем проснулась жизнь: пушечные выстрелы загремели навстречу наступающим. Картечь и связки «сеченого железа» обрушились на шведские шеренги. Одним из первых, в кого попало, был Сигрот, который был тяжело ранен. Сразу же после этого жертвой стал Драке. Но штурм тем не менее продолжался.

Вскоре шведы оказались в пределах досягаемости также и для русских мушкетов. На наступавшие батальоны стал обрушиваться залп за залпом. Многие упали. Шведы продолжали пробиваться дальше сквозь ливень снарядов, мимо рогаток. Длинные линии одетых в синее солдат достигли усеянного трупами рва под валом, но тут большинство все же отступило. Лишь немногие продолжали упрямо стремиться вперед: еще несколько шагов, и они стали взбираться вверх по валу. Здесь они были окончательно остановлены. Каждый солдат, достигший вершины вала, был либо застрелен, либо заколот русскими шпагами и штыками.

Несмотря на кровавую неудачу, шведы скоро пошли в новую атаку. Строй был приведен в боевой порядок, и одна штурмовая волна за другой понеслась вверх на русский шанец, чтобы тут же еще более поредевшей, чем в прошлый раз, отпрянуть назад. Нет, не получалось, не получалось! Беззащитные перед огромной огневой мощью шанца, шведские батальоны были растерзаны на клочки. Мертвые лежали грудами. Теперь солдатам этих подразделений пришлось дорого — своею жизнью и кровью — платить за то, что они не обеспечили себя ни осадным снаряжением, ни артиллерийской поддержкой. Без штурмовых лестниц попытки подняться на валы превращались в настоящую резню. Кроме того, численное превосходство шведов в какие-то минуты становилось скорее препятствием, чем преимуществом, потому что они мешали друг другу. Батальон, построенный в боевой порядок, представлял собой нечто длинное и неуклюжее, и, когда шесть таких шеренг толпились вокруг шанца, невозможно было избежать сумятицы. Кроме того, атаки были плохо состыкованы, одни солдаты шли на штурм, а другие только стояли и смотрели. Скученные массы солдат представляли собой плотную и легко уязвимую цель. Мушкетные пули и картечь обрушивались на них и убивали или ранили толпами. Ковер павших шведских солдат покрывал землю вокруг шанца.

Борьба за третий редут вылилась в бойню для шведов. Больше всего погибших в процентном отношении было среди тех, кто во время атак шел в авангарде, — среди полковых офицеров. Далекарлийский полк за короткое время лишился обоих своих командующих: Сигрот умирал, Драке был уже мертв, а из 21 капитана вскоре только четверо остались на ногах. Подобным же образом дело обстояло и в других полках. В этом кипящем адском огненном котле солдатский боевой дух начал убывать: отдельные воины, испуганные и уставшие от смертельной опасности, вырывались из своих рот и бежали с кровавого поля вокруг редута. Раненые также пытались убраться подальше от этого грохота. Солдаты с огнестрельными ранами уползали на четвереньках к опушке леса правее шанца. Других уносили на импровизированных носилках. В стихотворении йончёпингского воина Харальда Уксе есть несколько строф, иллюстрирующих ужасные сцены вокруг редута:

Стоны и крики кругом: мне прострелили плечо,
Голову, голень, ступню, руку, лодыжку, запястье,
Друг, дорогой, помоги до лазарета добраться!
Ну, а иные бегут в страхе без ружей и шапок.

В частях имелся специальный персонал для того, чтобы заботиться о раненых. Согласно плану при каждом полку должен был быть персонал для ухода за больными в составе фельдшера и трех лекарских учеников. Один из них был фельдшер Далекарлийского полка Якоб Шульц. Этот двадцативосьмилетний уроженец Восточной Пруссии видел собственными глазами, как его соединение несло тяжелые потери. Искусство врачевания находилось на весьма низком уровне. Без каких-либо иных наркотических средств, кроме спиртного, раненый солдат должен был выбирать между мучениями в руках фельдшера и смертью. Солдат был целиком и полностью отдан на милость фельдшера с его пилами, щипцами для вынимания пуль, ножами, кривоносыми фасонными ножницами, сверлами для трепанации черепа и каленым железом для прижиганий.

Почему не прекращалась эта безрассудная атака?

Как получалось, что одну часть за другой какой-то непостижимой силой затягивало в кровавый и бессмысленный водоворот вокруг большого шанца? Что в атаках не было смысла — несомненно. Наступление на продольную линию редутов с самого начала было делом второстепенным, способом блокировать эти укрепления, пока основная часть шведской армии промчится мимо. После ее прохода атака на продольную линию не имела смысла. Части, которые находились в редутах, были там связаны и представляли очень маленькую угрозу, после того как система, о которой идет речь, будет пройдена. То, что шведские офицеры, несмотря на все это, упрямо снова и снова посылали своих солдат в одну атаку за другой, прежде всего объяснялось тем, что плохо были отданы приказания в самом начале большого наступления. Как уже указывалось ранее, цель атаки просто не была ясна ее участникам.

Кроме того, командующий этими шестью батальонами, Роос, проявлял пассивность, которую можно назвать чуть ли не преступной. Не задавая никаких вопросов и не отдавая никаких приказов, он предоставлял атакам идти своим чередом. Похоже, что события обрушились на него как неожиданное стихийное бедствие, которое следовало своим собственным удивительным законам, и, пока оно происходило, бороться с ним было невозможно. Роос был опытный военный, но полностью не способный на импровизацию; возможно, он находился под влиянием своего прежнего опыта, почерпнутого в битве при Нарве. Так он командовал Нерке-Вермландским полком, и во главе его обезвредил большую часть русской системы укреплений, бастион за бастионом. Когда операция была закончена, хвастался он позднее, половина его полка или погибла, или была ранена. Самого его тогда ранило в руку, шляпу с него сорвало пролетавшим пушечным ядром, а одежда была вся в дырах от русских пуль. Уж не надеялся ли он, что и сейчас сможет повторить эти хвастливые речи?

Был еще один фактор, который сыграл свою роль и тоже привел к трагедии у третьего редута. Это была ограниченность тактической доктрины шведской армии. В ней господствовал сильный наступательный дух. Как характер вооружений, так и способ сражаться — предпочтение, отдаваемое холодному оружию, штыковой атаке и кавалерийскому наскоку, — отражали почти что фанатическую веру в атаку как универсальное средство добиться победы. Тактика боя полностью строилась вокруг атаки, военная наука была принципиально наступательной. Шведская армия превратилась в машину для наступления, которая реагировала автоматически и одинаково на совершенно различные острые положения, возникавшие на поле боя, в машину, которая знала лишь одно средство для достижения победы: атака, атака и еще раз атака. Это была формула, которая приносила большой успех до сегодняшнего дня; но теперь эти батальоны оказались в необычной ситуации: у них не хватило силы взять шанец. Однако без приказа или разъяснения машина для наступления делала то, для чего она была построена, и автоматически продолжала молоть.

Потери быстро возрастали. Под конец примерно 1 100 солдат, то есть около 40 процентов первоначальной численности, были убиты или ранены. Очень большие потери среди командиров привели к тому, что батальоны было трудно держать под контролем. По мере того как становилось все более ясно, что взять шанец не удастся, боевой дух совершенно естественно поколебался. Лейтенант Далекарлийского полка Улоф Поммерийн (далекарлиец 31 года от роду, у которого было два брата в том же полку) покинул грохочущий ад возле шанца и разыскал Рооса. Поммерийн попросил прекратить попытки штурма и дать команду к отступлению: ситуация немного нелепая и как бы вспышкой молнии высвечивающая апатичное руководство Рооса — лейтенант идет к генерал-майору и практически требует, чтобы бой был прекращен. Роос рассудил, что на подкрепления рассчитывать не приходится, и решил согласиться: лучше отступить, чем «и дальше посылать солдат на бессмысленную смерть». К тому времени все остальные соединения давно уже ушли, и, похоже, никто не знал, куда они направились. Если бы отряды Рооса снова нашли армию, было бы несколько вариантов, что делать дальше. Но прежде Роос все же хотел собрать и построить свои окровавленные толпы в боевой порядок. Поэтому он приказал войскам маршировать к лесной опушке, которая находилась совсем рядом и где уже собрались раненые.

В бою в это время образовалась пауза, но, увидев из-за своих валов, что шведская пехота собралась и уходит, русские открыли огонь. На прощанье град новых снарядов посыпался на спины отступающих солдат, и еще несколько человек упали на землю.

Когда они добрались до лесной прохлады, началась трудная попытка привести в боевые порядки растерзанное соединение. Задача эта была очень сложной из-за больших потерь среди офицеров. Не было людей, которые умели бы отдавать правильные команды, наблюдать за солдатами и подгонять их. Дело шло медленно; сначала надо было сформировать роты и только потом слить их в батальоны. Из 2 600 солдат теперь осталось всего лишь примерно 1 500. Командира далекарлийцев Сигрота его солдаты вынесли из боя на импровизированных носилках, сделанных из пик. Он сильно мучился, и смерть его была близка. Однако же он осознавал, что бой прекращен, и войска просто стоят на опушке леса. Терзаемый ранами полковник высказал по этому поводу свое неудовольствие и приказал идти дальше и присоединиться к главным силам.

Вот только где их найти? Грохот боя снова утих. Слышались только регулярные залпы русской артиллерии где-то поблизости. Они стреляли по отрядам Рооса: пушечные ядра время от времени падали среди деревьев. Откуда, собственно, прилетел снаряд, сказать с уверенностью было нельзя. Среди солдат на лесной опушке находился Абрахам Седерхольм, тот самый личный секретарь с драгоценным грузом. На рассвете он нашел свой полк и явился как раз вовремя, чтобы увидеть, как пушечное ядро со свистом ворвалось в один из эскадронов и убило двух всадников. В ходе беспорядочного кавалерийского боя он потерял свое соединение, после чего примкнул к группе Рооса. Он боялся русских снарядов и решил выехать в поле. Там он будет в большей безопасности, ведь русские бьют по солдатам на опушке леса.

Он поскакал к одному из недостроенных шанцев, которые шведы штурмовали и взяли раньше. Но, оказавшись в поле, он быстро понял: что-то неладно. Пушечное ядро, пританцовывая, катилось прямо ему навстречу, однако Абрахаму невероятно повезло, оно прошло между ногами у лошади. От неожиданности конь сделал прыжок. Седерхольм понял, что стреляют из шанца, который раньше был взят шведами. После штурма в нем не оставили солдат, и теперь русские взяли его обратно! Шведы явно пренебрегли также и столь элементарной мерой, как заклепать пушки, то есть вывести их из строя, вбив гвоздь в запал. Теперь орудия снова стреляли. Седерхольм быстро повернул коня и поскакал обратно в лес.

Солнце пустилось в свое плавание по небу, и уже по-летнему припекало. День становился жарким. Роос не хотел двинуться в марш со своей армией наудачу, он хотел сначала выяснить, где находится остальное войско. Группа офицеров была разослана в разные стороны с приказом разыскать главную армию. И найти ее надо было быстро, потому что времени было в обрез.


Назад| Оглавление| Вперёд