Повесть книги сея от прежних лет: о начале царствующего града Москвы, и о корени Великих князей Московскых, и о пресечении корени царского от Августа царя, и о начале инаго корени царей, и о настатье царя Бориса, и о приходе богомерскаго еретика Гришки Отрепьева розтриги на царствующий град...

      ...Малу же времени минувшу, якобы едину три месяцы, проявися в северскых градех мятежник некый, прозвася царевичем Дмитреем, его же на Москве убиша, и поведа о себе всем людем северских градов; яко аз есм царь Дмитрей, избавлен от смерти: в место же мое убиша ляха, а я избавлен. - И последоваша ему людие вси страны Северскые. Слышано бысть сия царю Василию, и повеле собрати воинство и поставляет им воеводу и начальника единороднаго своего брата, князя Дмитрея Ивановича Шуйского. Той же князь Дмитрей повеление царево радостно восприемлет и путному шествию касается; воинстии же людие повелению цареву повинуютца и вослед воеводы своего грядут. И дошед до града Болхова, и ту положися обозами, и тако стояше чрез всю зимнюю годину.
      Юже зиме прошедши, время же бе приходит, яко солнце творяше под кругом зодейным течение свое, в зодею же входит овен, в ней же нощь со днем уровняется и весна празнуется, время начинается веселити смертных, на воздусе светлостию блистаяся. Растаявшу снегу и тиху веющу ветру, и во пространные потокы источницы протекают, тогда ратай ралом погружает, и сладкую брозду прочертает, и плододателя бога на помощь призывает; растут желды, и зеленеютца поля, и новым листвием облачаютца древеса, и отовсюду украшаютца плоды земля, поют птицы сладким воспеванием, иже по смотрению божию, по ево человеколюбию всякое упокоение человеком спеет на услаждение. В сие же время красовидные годины прежереченный хищный волк собрася со множеством воин полсково народу и с казацы Северские страны и поидоша на воевод московскых и на все воинство. Воевода же ви началник московского воинства князь Дмитрей Иванович Шуйской никако сего ужасеся и повеле воинству препоясатися на брань, и раздели все воинство на пять полков, и воевод постави по повелению цареву. И поидоша во стретение его, и сшедшимся има со обою страну, и составиша брань велию зело; и тако бысть брань по двою дне непременно, много падение бысть и убийство велие московскому воинству. Поляцы же ополчением жестоким пападоша на москвичь; помалу же войско московское оскудеваше, понеже поражений смертоносных понесть не возмогоша и вдашася бегству. Поляцы же поля обретают и усты меча гоняты и бесчисленно людей царевых побивают. Людие же вдашася невозвратному бегству и оружия своя от себя меташа, овии же сами под коньскими ногами напрасно умираху; и возмутися воздух от коньскаго ристания, и друг друга не знающе, помрачиша бо ся лица их от пыли, веемыя по воздуху. И тако гнаша поляцы 20 верст и возвратишася вспять, а богатство же их все пограбиша. Друзии же людие московскато воинства, часть едина, вбегоша во град в Болхов и затворишася; и тако пребыша во граде два дни и предашася в руце его и град отвориша. Той же злохищный прелестник, названный царь Дмитрей, ничем их вреди и постави над ними воеводу и поидоша до царствующаго града; и пришедши ему на реку на Угру, и оттоле отбегоша от него вси тии люди московстии и до царя Василия поидоша.
      Той же названный царь Дмитрей никако сего ужасеся, поиде с своим собранным воинством под царствующий град, даже и доиде. И обыдоша весь град, и дошед села Тонинска, и ту начаша шатры ставити, гетман же всего воинства князь Роман Руженскый рассмотрив места и оглядав семо и овамо, и видев, яко неугодно место то на пребывание войску, и оттоле возратися вспять. Поведанно же бысть сия царю Василию, яко блудят поляцы около града, и ужасаютца зело, царь же Василей, слышав сия, и повеле воинству препоясатися на брань. И раздели воинство на три полкы: первому полку воеводу постави единокровнаго своего болярина князя Михаила Васильевича Шуйскаго, другому же полку воеводу постави князя Ивана Михайловича Воротынского, третьему полку воеводу постави князя Ивана Борисовича Черкаскаго; и иные началники и воеводы постави над воинством и наказал их довольно, отпусти с миром. Воеводы же и началницы московскаго воинства поидоша сполки своими за стены града и отъидоша от града 12 верст на взыскание сего волка с подручными его. И сошедшимся им в селе Тушине, и начаша брань велию спущати, и тако бысть брань чрез весь день велия; уже солнцу уклоншуся на запад и нощней тме пришедши, и тако брань преста. Царевы же воеводы поидоша во град, а поляцы начаша шатры ставити и почиша сном, токмо стражие не спят. Наутрее же гетман всего воинства, князь Роман Ружевской, яко крепкый рассмотрительный воевода, разъездив и оглядев места и видев, яко угодно бе место то на стояние воинству, и повеле обозами утвердити и рвы копати, да яко достойно быти на утвержение людем и в защищение врагов их. Царь же Василей воинству своему повеле стати близ полков литовскых на речке Ходыне, яко бысть шесть верст между собою воинство посредство имеют; и ту царевы воеводы шатры поставиша и тако стояша две недели, а брани не бысть ни единые.
      И посем оболстив словом поляцы мирном воевод царевых, яко быти ми мирным и брани не искати; и промчеся то слово воинство вовсе, яко наутрее хощет с поляцы мир быти, и почиша сном людие в сию нощь. Поляцы же в нощи той нападоша на полкы царевы, яко неистовственно дыхая на пролитие крови и на восхищение корыстем; скачют по полком семо и овамо, и людей московских безчисленно побивают, и в шатрех богатество велие грабят. И тако взыде вопль велий до града вопимых; царь же Василей, слышав сия, повеле своему полку приити на брань и пешцем многим. Итако плит брань жесточайшая, летают стрелы по аеру, яко молния, и блистаютца сабельныя лучи, аки лунная светила, и со обою страну бысть падение много, и падают трупие мертвых семо и овамо. Помалу же москвичи поля преобретают и усты меча гонят; поляцы, хотят ли, не хотят ли, хребет дают и вдашася бегству; москвичи же женуша вослед их даже и до шатров, и тако преста брань. Поляцы же поидоша во своя станы, а москвичи поидоша по град; и бысть во граде плачь и рыдание велие: матери плачющеся чад своих, видя их разсекаемых пред собою, жены же плачющеся мужей своих, вдовство приемлюще; и тако погребоша во граде мертвыя трупы. Посем же царь Василей повеле воеводам и началником положитися обозами под забралом града, дабы еще не учинили пакости людем; и утвердишася обозом, и тако стояху полки царевы долго время, и брани бесчисленны творяху через всю летнюю годину.
      Помалу же войско царево нача оскудевати, и разыдошася кождо восвояси. Царь же Василей виде войско свое умаленно и повеле внити во град воеводам и врата граду затворити. Юже никоторые ему надежи несть ниоткуды, и нача в себе помышляти, да пошлет послов своих в Свицкую землю просити помощи. И призвав к себе единокровнаго своего болярина и разсмотрительнаго воеводу князя Михаила Васильевича Шуйскаго, и поведает ему мысль свою; той же князь Михайло совет царев хвалит и наипаче сему подтверждает быти. Царь же Василей в кратком часе повелевает сему князю Михайлу препоясатися на путь, и повеле ему итти в Великий Новгород, и оттоле повеле посылати послов до Свицкые земли просити помощи. Той же князь Михайло повеление царево веселым лицем восприемлет и путному шествию касаетца; богу же поспешествующу, путное шествие мирно проиде. Людие же Новаграда сретоша его и восприяша с честию. Той же князь Михайло, яко крепкий расмотрительный воевода, о своем деле непрестанно попечение имея, грамоты от собя во грады розсылает, и войско собирает, и посланников до Свицкие земли посылает просити помощи. И оттоле прииде к нему воевода и властель свицкому воинству, волный Делегард Яков Пунтусов, со множеством воин; князь же Михайла сего Якова срете и радостен о сем бысть. Помалу же видев войско собранно, и зимная уже година проиде, - время бысть весне, студень уже совлечеся своих иньев; и мразу от своей жестости ослабевшу и ростаявшу снегу, и солнце уже на концы зодеи Рыб текуще, - егда последние дни февраля месяца преходят и наставаше месяц март, в то же время подвижеся воевода московскаго воинства и поиде до великаго царствующаго града Москвы.
      Слышано же бысть сия оному названному царю Дмитрею, яко войско велие собрашеся и грядут на ня, и призывает к себе гетмана и с ним советует, како бы ему противу сего воинства ополчение творити. Той же гетман повеле в трубу трубити и повеле снитися всем людем на уреченное место. И сошедшу же ся всему воинству в сонм един, сам же гетман стояше посреди их, и помаав рукою, и повеле им молчати, и излия словеса своя пред ними: "О друзи и братия, полковницы и ротмистры славнаго рыцерства и вси велможи в крузе настоящаго сего собрания! Поведаю и совет даю вам, да идет из Новагорода воевода московский со множеством воин, свицких, немец и московских людей; з другую же страну поведают нам шествие крымцов, помогающе царю Василию. Да подадите ми совет свой: возможете ли стояти противу ополчаемых на ся со обою страну в силе крепости своея? Весте сами толико множество в прежебывшем собрании московскаго народу, ныне же немцы и крымцы пособие им дают, вооружишася на ны. Вы же весте и о сем, яко и нашего собрания не мала часть предлежит: мнози славнии полковницы и ротмистры во множестве бранных приидоша к нам в пособие на отомщение обид наших. Вы же, друзи и братия, подайте ми совет благ, да яко угодно будет воли вашей!" - И о сем умолча. Людие же, слышавше сия словоса и помышляюще на долг час с молчанием, и посем отверзают уста своя глаголюще: "Ведомо ти да есть, пане гетмане, яко непрестанно дванадесять лет немецкие людие ополчахуся противу нас в земли нашей, и в силе крепости меча нашего не возмооша подняти, и тако всегда от нас побеждени бываху. Да не ужасаетца сердце твое, великий гетмане! Повели войску препоясатися на брань, и тамо, шед, творят ополчения противу собраннаго московскаго воинства!"
      По сему же совету гетман воинство урежает и воеводу им, пана Зборовского, поставляет и путному шествию касатися повелевает. Пан Зборовский повелению гетманскому повинуетца, и путь радостно восприемлет, и дошед до городка Зубцова. И оттоле поидоша нощию под городок Старицу, в нем же бе седят царевы люди, и на городок той нападоша напрасно, и со все страны поидоша на стены града. Седящие же в нем людие ужасни быша велми и бранным своим ополчением не возмогоша стояти противу врагов своих, зане мало их во граде том бяше; и сего литовскаго множества подняти не возмогоша, устремившеся бежати по церквам, и в них затворишася и тамо уповаху бежати смерти; и тако мечем погибоша, жестокою смертию живота гонзнуша. И тако городку сему от поляков взяту бывшю, и елико в нем обретают людей, всех мечем погубляют, никого не щадя и разсужения возрасту не имея; и сокровища градцкия испытуют и все, елико обретают угодное, похищением грабят и во своя страны относят. Последи же городок той запалиша, и тако огненным подкладением, пламеню снедающу, высокий городок Старица низу изменяетца. Тогда же пан Зборовский о своем управлении попечение прилежно творяше, и, не замедлив, поидоша во сретение московскаго воинства. Сошедшимася има под Торжком градом, и ту составиша брань, и бысть падение много со обою страну от немец с поляцы. Немцы же не возмогоша подняти острея меча их, поля оставляют и во град в Торжок входят, понеже не вси купно тогда немцы приидоша на брань. Поляцы же оттоле возвратишася во град Тверь и оттоле посылают до великого обозу, дабы к ним притекли на помощь.
      Предреченный же болярин и воевода московского воинства князь Михайла Васильевич Шуйский, о своем деле попечение имея, желаемое свое хотение все исполняя, поидоша с воинством под Тфер и ополчишася на всполии града. Сей же пан Зборовский повеле войску своему вступити на брань; воини же повеленное исполняют и мужески на полки немецкие нападают. И тако брань плит жестокая; от стреляния же пищальнаго смутися воздух и отемне облак, и не видяше друг друга и не знающе, хто бе от кою страну; и бысть падение многое, падают трупие мертвых ото обою страну. Посем поляцы на полки немецкие и на русские нападоша и женуша их трудом велиим; и бысть сеча зла, и гнаша поляцы вослед их не мало время и посем возвратишася во град и почиша; а московстии людие шатры поставиша и почиша сном, токмо стражие не спят. Поляцы же восприемше надежу, яко победницы суть, и не имеяху попечения о своем спасении и не ведаху о московском воинстве, где суть шествию имеют. Сей же князь Михайло Шуйской никако о сей бывшей победе ужасеся, и много подвижеся [на] гнев, и разъярися зело о убийстве своих, отомщение уповая наследити, и повеле войску препоясатися бранным своим оружием; и на град в нощи мужескы нападоша. Поляцем же спящем безо всякаго опасенья, они же востро входят и литовское воинство посекают; нагих по улицам влечаху, и трупие их мечи рас-секаху, и богатство их грабят. Поляцы же побегоша семо и овамо: ови за стены града утекоша, ови же до внутреннево городка убегоша и тамо от посечения меча избыша. Аще не бы был той случай, яко болшая часть поляков во град вбегоша и в нем затворишася, во истинну бы все воинство побежденно было от москвич; неложно живота своего последняго невзгодия плакати бы ся быша поляцы же, аще не бы затворилися во граде. Уже просиявшу солнцу, свитающу дневи, просветися облак светлым блистанием, - воевода же московскаго воинства князь Михайло Шуйской повеле в рог трубити и на град мужески наступати. Людие же к городку восходят и хоругви простирают; поляцы же противу нашедших нань жестоко и тяжко защищение предлагают, копейным поражением и острыми стрелами смертне уязвляют и смерти предают. Воевода же и властель московскаго воинства, видя людей уязвляемых, повеле от града отступити и повеле шатры ставити; и тако преста ополчение бранное. Той же пан Зборовский, началник поляком, со иными многими поляцы отбегоша от града якобы 30 верст и сообщишася со всеми бегущими поляки; купно поидоша до великого обозу, понеже не возмогоша братися противо собранново московскаго воинства и крепости меча их не возмогоша подняти.
      Князь же Шуйскый, гетман московскый, оставя город Тферь и седящих в нем учини свободннх, поидоша до Москвы града; и дошед до Колязина монастыря, еже есть на реке Волге, и ту пождав мало время, и поидоша до места, глаголемаго Александровы слободы,и ту утвердися острогами. Гетман же великаго обозу князь Ружевскый повеле войску снитися в сонм един и повеле хоругви простирати, и тако поидоша со многим воинством сам противу сего князя Михаила, и доидоша до полков его, и нача составляти брань. Князь Михайла же Шуйской, всего московского воинства воевода, повеле полком своим приити на брань; и тако бысть великое ополчение со обою страну. Поляцы же жестоким поражением наступаху, москвичи же от них мужески защищахуся, смело и небоязненно ратовахуся с ними; и тако бысть со обою страну ополчение равное чрез весь день: уже солнце преклонися на запад и земля нощию покрыся, и тако преста бранное ополчение. Поляцы же поидоша во своя станы, а москвичи поидоша во своя остроги и почиша сном, токмо стражие стрежаху. Видев же сия гетман полсково народу князь Ружевский, яко бранным своим ополчением преодолети московскаго воинства не возможе, возвратися вспять до великаго обозу.
      В то же время настоящия сея годины прииде король польский Жигимонт под славный град Смоленеск со множеством воин бранных, и в силе мощи своея облягоша весь град, и начаша по граду ис пушек бити, и рассыпа стены грацкия, и стрельницы высокия низу опроверже. Бысть же в том граде воевода царя Василия болярин Михайла Борисович Шеин; той же Михайла, яко крепкый поборник и разсмотрительный воевода, нашествия иноплеменных никако ужасеся и град ополчением своим мужески защищаше, и тако много время противу сего королевскаго воинства град той опасно удержаше; даже и до того доиде, яко и все людие града того изомроша, он же небоязненным сердцем драхуся с поляцы по всяк день, и прещения королевскаго и воин его множества не бояхуся, и не предадеся в руце его даже и до взятия града того. О сей же победе градцкой оставим написати. Той же король полскый, егда стояше во обступлении града Смоленска, и посла послов своих под царствующий град до великаго обозу и до гетмана всего воинства, писание к ним посылает, да поимают сего мятежника, прозванного царя Дмитрея, и предадут в руце его, а на царствующий град возведут мощию своего сына его, королевича Владислава. Послы же королевскые до обозу доидоша и посолство свое исправиша; той же названный царь Дмитрей, видев войско возмущенно, и побеже тайно от них до града Колуги и тамо утвердися с тамо жительствующими людьми.
      Предиреченный же князь Михайло Шуйской, всево московского воинства властель, о своем деле попечение имея, поидоша на поляцы, которые пребывают во обступлении Сергиева монастыря и на восхищение его желают, и мужески на них нападоша; они же силы их не возмогоша подняти и вдавшеся бегству до городка Дмитрова. Москвичи же вослед же их женуша даже и до городка того, и на стены грацкие восходят, и хоругви простирают, и елико в нем обретают людей, и тако мечем всех погубляют. Поляцы же московскаго воинства терпети не могоша, городок той оставляют, и вдашася бегству, и доидоша до великого обозу. И возмутися все полское воинство, и ужасни быша зело, и великий обоз оставляют, и отступиша от царствующаго града, и поидоша в сообщение королевским воином; а другия же полковницы и ротмистры поидоша до сего названного царя Дмитрея во град Колугу.
      Князь же Шуйский с воинством поидоша в Москву радостни зело, яко победницы суть, во крепости меча своего победиша врагов своих. И стретоша сего воеводу вси людие царствующаго града и почтиша его честию велиею зело. Царь же Василей наполнися зависти и не возлюби его за сию бывшую победу. Малу же времени минувшу, разболеся сей храбрый и разсмотрительный воевода князь Михайло и умре. И тако погребен бысть честно в пречестнем храме архистратига Михаила, в пределе его, и рыдаху по нем вси людие царствующаго града, мужеск пол и женеск, от мала даже и до велика.
      Вниде же сия во уши королю полскому, яко вожь и наставник московскаго войнства умре, - повеле в скором часе корунному гетману пану Желтовскому поити с воинством к Москве и заповеда ему, да творит жестокое ополчение противу москвич. Царь же Василей воинство урежает, и воеводу над ними поставляет единороднаго своего брата князя Дмитрея Ивановича Шуйскаго, и все воинство ему поручает; той же князь Дмитрей повелением царевым на конь восходит и путное шествие радостно восприемлет. И сошедшимся има в селе в Клушине от Можайския веси, и ту брань смертную спущают. Первый полк приходит на брань свицкий воевода Ивелгор, а под ним 3000 воин; другий началный воевода и волный Велегард Яков Пунтусов с своим полком приходит на брань; третей воевода князь Андрей Голицын со множеством воин московских приходит на брань; и тако полки с обою страну снидошася. Поляцы же воздвигоша оружия своя и нападоша на полки немецкие, крепце сих поражаху; немцы же в силе крепости своея мужески сих восприемлют, жестоко защищение предлагают и пищалным стрелянием смертне поляков уязвляют и смерти предают. Поляцы же помалу гинут, но паче свежими людьми переменяютца и небоязненно устремляютца, смертным борением жестоким на полки нападают и спицы железные ломают, в них же немцы спасения имеют надежю. И тако плит брань велия, и много падения бысть, на обе страны падают трупия мертвых. Посем же поляцы силу восхищают, и шеломы рассекают, и усты меча гонят; скачют по полком всюду и на великий обоз началного воеводы князя Дмитрея Шуйскаго нападают, и тамо бысть велие низлагание. Московское же воинство даша хребет пособием бегства, и побеждени быша людие: даже и до Москвы ополчения не сотвориша; друзие же людие затворенны быша в острогех, и тии помалу предашася в руце их, видя себя в толице беде положенных и ниоткуду чающе помощи.
      И тако поидоша гетман Желтовский повелением Королевским до царствующаго града и, шед, положися обозами за 12 верст града. В то же время з другую страну Москвы прежереченный названный царь Дмитрей прииде из Колуги, а с ним велие собрание поляков и русских людей, и положися обозами за семь верст града, в селе в Коломенском, и творяше на всяк день ополчения на град. Московстии же народи в недоумении быша, видя со обою страну врагов, вооружаемих на ся. И собрася множество народу царствующаго града и приидоша на царский двор и воздвигоша гласы своя, да отоиметца царская держава от царя Василия, понеже муж крове еси, и вси людие мечем погибоша за него, и грады раскопаны суть, и вся Российская держава запустение прия. И тако вземше его из царского покоя, и отведоща в прежебывшая его жилища, и посем возложиша на него мнишеский образ. Сами же предашася в руце королевские и целоваша крест сыну его Владиславу, да восприимет руский скифетр и царствует над ними. И тако с началным властелином полсково воинства, сиречь с гетманом, утвердиша слово, яко быти уже им мирным. Слышав же сия названный царь Дмитрей, яко москвичи сложилися с гетманом и с поляцы и королевичю обещали, да возведут его на царство, и отступи от Москвы скоро, и поиде в Колугу, и тамо утвердися пребывати.
      Боляре же московстии и весь синклит царский совет сотвориша с патриярхом Ермогеном, да пошлютца послы до короля под Смоленеск просити сына ево, королевича Владислава, на Росийское царство. И на том совет утверждают и послов к королю посылают: болярина князя Василия Васильевича Голицына, мужа великаго разсужения, изящна в посольственных уставех и искусна, да преосвященнаго митрополита ростовскаго Филарета, мужа духовна и многорассудна, и с ними дворян много. Послы же московские от патриярха Ермогена багословение приемлют; той же патриарх Ермоген по заповеди божии о стаде своем непрестанно попечение имея, и послов молбами нудить - по совету всего народу взяти посольства бремя и дело толикие вещи собе охотно. Послы же к совершению таковаго дела благоговейне уклоняютця, и путному шествию радостно касаютца, и преидоша путь здорово и весело, и дошед Смоленска града х королю Жигиманту.
      Приятым же им бывшим от короля честно, и потом испытает вины пришествия их. Болярин же той князь Василей сими словесы нача посолство глаголати: "Послани есмя к тебе, великому государю! Сия словеса патриярх московский и боляре и весь дом царский, по совету всея Росийския державы, нами послами приказывают и твоего благородия просят и молят, да сотвориши полезная нам и дашь сына своего на Московское государство и отоимеши кровавой мечь, со обою страну посекающе православных християн немилостиво. Да весть твое благородие, яко царский корень ото Августа кесаря на Московском царстве пресекаем, и мнози волцы и хищницы восташа на ны и на царствующий град напрасно, и жестоким ополчением нападают, и грады разрушают, и людей бесчисленно мечем посекают, и домы их и жены и дети восхищают; нам же ниотколе помощи бысть, токмо в сохранении всещедраго бога и в заступлении пречистые богоматере. Зане убо многово разсужения ты еси, королю, молим тя и воспоминаем по сем: бранная лютость и будущая соблазны да проидут, якоже мерска имеют быти, да подаси руку помощи и возведеши сына своего на царство мирно, и сам, великий королю, отступи от Смоленска града и не твориши ополчения!" - Сия вся словеса король слышав, яко повелевают ему послы отступити от Смоленска града, скоро разжегся яростию, и устремления гневу его невоздержанну, гордыми словесы наскакаше на послов, без благочестия ума их поносит и претительными обидами. Слышавше сия, послы московстии скоро от лица королевскаго исходят и в станех своих пребывают; и тако земедленну бывшу посольству их, королевския ради неправды и злаго ухищрения, и ничто же успеваше, наипаче развращение бываше. И посем и заточению их предаша, и в таковой беде послы московстии много время пребываша, даже и до великого избраннаго государя царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии, еже по разорении московском возведен бысть на царский престол; о сем бо после описуем.
      В то же время, егда послы посольства своего время творяху, московстии же народи не разумеша бывшаго ласкательства сего, оскудеша умы своими и сотвориша пустошная и злая, помрачиша бо ся очеса их не видети суеты: восприяша гетмана со всем воинеством во град и предашеся в руце его, от сего же посечени быша. Той же гетман вшед во град и войско свое по славным домом постави в нутренем граде и в превысоком кремле и наказа их доволне, како бо им от московских людей быти во опасении, и постави над ними воеводу и властелина, пана королевские думы, Александр Гасевский имя ему; сам же гетман Желтовский поиде к своему королевичу под Смоленеск. И тако стояху поляцы во граде Москве много время, и начаша людей насиловати, и всякую власть во граде восприемлют. И изменницы суть Росийскаго царства, яко змия ехидна, огнем дыхая на царствующий град и велив пламя возжигая, сим же проклятым богомерзким римляном непрестанно московский народ облыгая и на царствующий град всячески их подвизая.
      В то же время, егда житие свое творяху поляцы во царствующем граде, князь некый тотарскаго роду, имя ему Петр, служил в Колуге оному прежереченному названному царем Дмитрею, помысли себе, да како предаста сего мятежника смерти, а сам отбежит до своего отечества. Во единый же день случися ему, названному царю, ехати в поле за стены на утешение свое; сей же князь Петр о своем деле непрестанно попечение имея и желателне сего подобна часа искаше, и видев, яко угодно бе время то, и воздвигши мышцу свою, яко неистовствен, на него нападает, и мечем голыш сего доставает, и раз к разу прилагает, и тако разделяет тело его на две части. И, пад, издше сей проклятый мятежник; гражане же, вземше труп его, погребоша во граде честно.
      Слышана же бысть сия во царствующем граде, началницы же и воеводы полского воинства радовахуся о том радостию велию зело, понеже боязнь велию от него в сердцы своем имеху. По сем же начаша поляцы небоязненно ухищрение на царствующий град предлагати; видевше же сия московстии людие в толице беде предложенных, и начаша сетовати и болезненно воздыхати, яко уже кончина приходит и посекаемый мечь уже готов есть. Великий же патриарх, новый исповедник, узрев сию настоящую беду, и тако созывает народ и повелевает мужески противу поляков за крестьянскую веру стояти и братися; и посылает писание во все грады Российские державы на подтверждение людем, а наипаче посылает до страны Резанские, во град Переславль к воеводе и властелю Резанскых предел, к Прокофию Ляпунову, и молит его, дабы не дал в расхищение и в вечное падение царствующаго града Москвы. Полковницы же и воеводы Литовские земли и московские изменницы много о сем патриярху смертию претиша и зловещательныя словеса на него излияша; он же сего прещения не ужасеся, но и паче подкрепляя народ.
      Поляцы же конец желаемаго своего дела восхотеша учинити. Время же бе наста, яко последняя неделя великого поста приходит, в ней же воспоминаютца Христа бога нашего спасеныя страсти, - посреди тоя последния седмицы, сииречь во вторник, свитающу дневи, восходящу солнцу, юже повсюду свету излияну бывшу, людие же градцкие по обычаю своему исшедше из домов своих на церковное правило, овии же на куплю свою, - поляцы же, яко неистовственно дыхая на пролитие крови и на восхищение великаго сокровища и скоро оружие препоясуют и на кони своя восходят, и на великий царствующий град Москву нападают, и подкладением огненым пламень великий возжигают; и елико людей обретают, и тако мечем погубляют, и богатество велие грабят, церковная здания раскопывают; отроковицы краснорастущия из домов изводят и поимают в жены себе не в завещательном соузе законнаго брака, повинующе их вечной срамоте и работе. И тако пламенем восхищаемым отовсюду зажгоша, тем же вся великая Москва дымитца, от сего ж великии полаты сокрушаютца; вопль убо великий избыточествует повсюду от гласов убиваемых, и никоея надежди мощно имети животу своему защищения, и бегают во храмы и плачютца людие всех своий падений. Поляци же во провожении изменников Михаила Салтыкова и Федьки Андронова, явных израдцев своево отечества, крепце на великую Москву нападают и никоего защищения обретают, сего ради всех смерти предают и разсужения возраста не имеют. И тако бысть сие пленение два дни непременно.
      Оле, великое падение бысть и убивство! И тако бысть велие низлагание: пред отцы сынове убиваеми, живота гонзнуша, отроковицы же от матерей отторгаеми и блудному растлению предлагаеми! Преславная, но и паче превеликая Москва! коль немилостивно раскопаниа и тяжкими пореваема падении, и стрельницы твоя высокыя низу опровержеся! О бедныя матери! коликою болезнию сердец ваших внутренняя рассекаете, зане чад ваших чресла зрите исторгаеми и по удом раздробляемы, и толико возможете изнести слез в разорении чад ваших, их же рассекают немилостивно кровавые мечи! О роде слепый и жестокий, смерти неведуще! Почто доныне насилованные руки не разуместе, и ухищрения неправеднаго короля не познасте, прежде даже не ускорил мечь сей острый и в вашей крови не воскепел, и мнили есте, яко нашествие иноплеменных без тяжкия казни и жестоково отомщения возможет проити? Почто убо, бедные гражане, не отринули есте немилостиваго трупа от домов своих, от них же ныне зрите конечное разорение и домом свои вечное падение?
      И тако разрушенна быша превеликая Москва, и пограбленну всему сокровищу, и седоша поляцы в нутреннем граде, в превысоком кремле, и ту разделиша грабление по всему войску и начаша веселитися, яко победницы суть, и многими изобильными богатествы наполнишася. Москвичи же оставшеися, яко победоносцы, бегут всюду по дорогам и по стогнам, и не весть, камо бежати, и не имуще где главы подклонити. Слышанна же сия бывшая победа во всех градех московских, яко превеликая Москва разрушенна и раскопанна, и плакашася о таковой победе вси людие. Воевода же и властель Резанские страны Прокофей Ляпунов от града своего востает, и множество воин собирает, и разжегся гневом велием, и разъярися зело о разорении московском, многия слезы пролия втайне, уповая отомстити наносимыя от них тяжкие обиды; и поидоша на неправедных римлян и тамо им жестоко и немилостиво отомщение покушаяся воздати. Друзии же воинстии людие востают от града Колуги под воеводством князя Дмитрея Тимофеевича Трубецково; и тако инии воины под воеводством мужа не без великия храбрости Ивана Заруцково, и посем иныя мнози воеводы и началницы от всех градов востают и скорят под царствующий град на отмщение врагом своим.
      И снидошася людие купно под стены града победимыя Москвы. Поляцы же, видевше московское многое собрание и изрядное их ополчение, страхом ужасаеми и начаша в себе помышляти, како могут творити ополчение противу сего многово воинства. И тако мысль свою отрешают, и на кони своя восходят, и оружия своя восприемлют, и врата граду отворяют, и вдаютца на брань, и тако брань смертную спускают. Московстии же воини мужески сих восприемлют, и ополчение дивное против врагов своих сотворяют, и рыстанием конским смело на поляцы наскакают, и в силе крепости своея мощне их погнетают, и шеломы их разсекают, и трупы их на две части разделяют. Тойже бодренный и разсмотрительный воевода, всего московского воинства властель, скачет по полком всюду, акы лев рыкая, направляющи воинство и вооружающи крепце, победу на врагов своих восприяти хощет. Тако же и иные воеводы и началницы московского воинества в своем деле попечение непрестанно имея, и на полки литовскыя нападают и силу восхищают и усты меча гонят. Поляцы же хребет дают, и поражений смертносных подняти не могут, и тако в крепости меча московского умирают; хотят ли, не хотят ли, поля оставляют и во град входят, и врата граду затворяют. Воевода же и началник московского воинства Прокофей Ляпунов возопи гласом великим на своих, да не оскудеет бранное ополчение, и повеле с коней сходити и на град мужески наступати. И тако воини повеленное исполняют, и на стены градцкие мужески нападают, и в силе крепости своея на стены восходят градцкия, и тако взяту бывшю великому Царю-граду. Поляцы же до внутренняго града бегут, и врата утверждают крепкими запоры, и посем тово дни преста бранное ополчение. Воеводы же московского воинства, разъездив и оглядев подобно место, и повеле воинству шатры ставити и лачюги и конем стаи. И тако уставишася вся воинства близ стены градцкие и почиша от трудов своих, токмо стражие стрежаху...

Написание вкратце о царех московских, о образех их, и о возрасте, и о нравех

      Царь Иван образом нелепым, очи имея серы, нос протягновен и покляп; возрастом велик бяше, сухо тело имея, плещи имея высоки, груди широкы, мышцы толсты; муж чюднаго разсужения, в науке книжного поучения доволен и многоречив зело, ко ополчению дерзостен и за свое отечество стоятелен. На рабы своя, от бога данныя ему, жестосерд велми и на пролитие крови и на убиение дерзостен и неумолим; множество народу от мала и до велика при царстве своем погуби, и многия грады своя поплени, и многия святительския чины заточи и смертию немилостивою погуби, и иная многая содея над рабы своими, жен и девиц блудом оскверни. Той же царь Иван многая благая сотвори, воинство велми любяше и требующая ими от сокровища своего неоскудно подаваше. Таков бо бе царь Иван.
      Царь же Федор возрастом мал бе, образ постничества нося, смирением обложен, о душевней вещи попечение имея, на молитве всегда предстоя и нищим требующая подая; о мирских ни о чем попечения имея, токмо о душевном спасении. От младенства даже и до конца живота своего тако пребысть, за сие же спасеное дело его бог царство его миром огради, и враги под нозе его покори, и время благоутешно подаде. Таков бе царь Федор.
      Царь же Борис благолепием цветуще и образом своим множество людей превозшед, возрасту посредство имея; муж зело чюден, в разсужении ума доволен и сладкоречив велми, благоверен и нищелюбив и строителен зело, о державе своей много попечение имея и многое дивное о себе творяше. Едино же имея неисправление и от бога отлучение: ко врачем сердечное прилежание и ко властолюбию несытное желание; и на прежебывших ему царей ко убиению имея дерзновение, от сего же возмездие восприят.
      Царевич Федор, сын царя Бориса, отроча зело чюдно, благолепием цветуще, яко цвет дивный на селе, от бога преукрашен, яко крин в поли цветущи; очи имея великы черны, лице же ему бело, млечною белостию блистаяся, возрастом среду имея, телом изообилен. Научен же бе от отца своего книжному почитанию и во ответех дивен и сладкоречив велми; пустошное же и гнило слово никогда же изо уст его исхождаше: о вере же и поучении киижном со усердием прилежа.
      Царевна же Ксения, дщерь царя Бориса, девица сущи, отроковица чюднаго домышления, зелною красотою лепа, бела велми, ягодами румяна, червлена губами, очи имея черны великы, светлостию блистаяся; когда же в жалобе слезы изо очию испущаше, тогда наипаче светлостию блистаху зелною; бровми союзна, телом изообилна, млечною белостию облиянна; возрастом ни высока ни ниска; власы имея черны, велики, аки трубы, по плещам лежаху. Во всех женах благочиннийша и писанию книжному навычна, многим цветяше благоречием, воистинну во всех своих делех чредима; гласы воспеваемыя любляше и песни духовныя любезне желаше.
      Рострига же возрастом мал, груди имея широкы, мыпщы толсты; лице же свое имея не царсково достояния, препростое обличие имея, и все тело его велми помраченно. Остроумен же, паче и в научении книжном доволен, дерзостен и многоречив зело, конское рыстание любляше, на враги своя ополчитель смел, храбрость и силу имея, воинство же велми любляше.
      Царь Василей возрастом мал, образом же нелепым, очи подслепы имея; книжному поучению доволен и в рассужении ума зело смыслен; скуп велми и неподатлин; ко единым же к тем тщание имея, которые во уши ему ложное на люди шептаху, он же сих веселым лицем восприимаше и в сладость их послушати желаше; и к волхованию прилежаше, и о воех своих не радяше.

Начало виршем,
Мятежным вещем,
Их же разумно прочитаем
И слагателя книги сей потом уразумеваем.
Изложенна бысть сия летописная книга
О похожении чюдовскаго мниха,
Понеже бо он бысть убогий чернец
И возложил на ся царский венец,
Царство великие Росии возмутил
И диядиму царскую на плещах своих носил.
Есть бо то во очию нашею дивно,
Предложим писанием, чтобы во веки незабытно,
И наши приклады в книге сей имаем
И того в забытии не оставляем.
Тогда бо мятежные времена были,
И славные роды отечества своего отступили.
Мы же сему бывшему делу писание предлагаем
И предъидущий род воспоминанием удивляем.
Посем предние строки углядаем
И трудолюбца дела сего познаваем:
Есть же книги сей слагатай
Сын предиреченнаго князя Михаил, роду Ростовского сходатай,
Понеже бо он сам сие существенно видел
И иные бо вещи от изящных бесприкладно слышел;
Елико чего изыскал,
Толико сего и написал.
Всяк бо чтый да разумевает
И дела толикие вещи не забывает.
Сие писание в конец преити едва возмогох
И в труде своем никоея же ползы обретох.


   назад       далее