«Прядь об Эймунде» сообщает уникальные — и противоречащие русским летописям — сведения относительно борьбы Ярослава Мудрого за киевский стол после смерти Владимира Святославича в 1015 г. Согласно саге, Эймунд со своей дружиной приходит на Русь, потому что «слышал о смерти Вальдимара конунга с востока из Гардарики, и эти владения держат теперь трое сыновей его, славнейшие мужи. Он наделил их не совсем поровну — одному теперь досталось больше, чем двум. И зовется Бурицлав тот, который получил большую долю отцовского наследия, и он — старший среди них. Другого зовут Ярицлейв, а третьего Вартилав. Бурицлав держит Кэнугард, а это — лучшее княжество во всем Гардарики. Ярицлейв держит Хольмгард, а третий — Палтескью и всю область, что сюда принадлежит. Теперь у них разлад из-за владений, и всех больше недоволен тот, чья доля по разделу больше и лучше: он видит урон своей власти в том, что его владения меньше отцовских» (Королевское саги 2. С. 92, 106).
      Он нанимается на службу к Ярицлейву — Ярославу и участвует в борьбе между тремя братьями. Сага подробно описывает перипетии этой борьбы, в ходе которой варяги Эймунда дважды побеждают нападающего Бурицлава и на третий раз убивают его по наущению Ярослава. С Вартилавом, после перехода Эймунда на его сторону, заключается мир, в результате которого Ярослав остается конунгом Хольмгарда (Новгорода), Вартилав Кинугарда (Киева), а Эймунд получает Полоцк и «область, которая сюда принадлежит». Ожесточенная борьба братьев и гибель одного из них завершается, по саге, фактически ничем для Ярослава — он остается правителем того же княжества, улучшением статуса Вартилава и очевидным выигрышем Эймунда, который из предводителя наемников становится правителем богатого княжества, хотя и на правах лена («Если Эймунд конунг оставит после себя наследников, то будут они после него в том княжестве. Если же он не оставит после себя сына, то [оно] вернется к тем братьям. Эймунд конунг будет также держать у них оборону страны и во всем Гардарики»).
      Повествование саги, что естественно, привлекло внимание исследователей еще в начале XIX в. и многократно обсуждалось подробно. Бурицлав традиционно отождествляется со Святополком, получившим в летописи прозвище Окаянный за совершенное по его приказу убийсво братьев Бориса и Глеба Владимировичей. По смерти Владимира он, старший из братьев, становится киевским князем. В борьбе с Ярославом, претендующим на киевский стол, Святополк использует помощь своего тестя Болеслава — что, по мнению исследователей, послужило причиной замены его имени: именем польского князя в форме, знакомой скандинавской литературе. В 1019 г. он бежит из Киева и погибает. Вартилав саги рассматривается как полоцкий князь Брячислав Изяславич (ум. 1044 г.), племянник (а не брат) Ярослава. Преобразование Вартилава — Брячислава из племянника в брата, очевидно, произошло не из-за употребительного обращения князей друг к другу - «брат» (как предполагал А.И. Лященко), а под влиянием традиционной в фольклоре триады братьев.
      Казалось бы, и политическая ситуация, и основные действующие лица на первом этапе борьбы за киевский стол обозначаемы в саге правильно (с поправками имен). Однако мы уже видим выше, что в пряди чрезвычайно сильны литературные мотивы: изображения в ней и Ярослава, и Ингигерд, и Эймунда подчиняются стереотипам, которые существенно искажают действительность.
      Очевидной тенденциозностью отличается и прядь в целом: уже в ранних устных рассказах участников отряда Эймунда (на основании которых безусловно и сложилась сага) неизбежно смещались и центры: скандинавских воинов интересовали не столько события на Руси, сколько их собственная деятельность и удачливость Эймунда, позволившая им «с богатством и славой» вернуться на родину. Отсюда проистекали и естественное внимание к одним событиям и игнорирование других — вне зависимости от их объективного значения, и преувеличение своей и Эймунда роли в этих событиях, и другие неточности в передаче истинного хода событий. В последующей традиции — до записи саги — неточности могли только усугубиться, поскольку рассказ подвергался воздействию сложившихся стереотипов, формул и т.п. И в конец, при составлении и записи пряди это воздействие становилось определяющим.
      Общая установка на героизацию образа Эймунда, вероятно, не требовала существенного переосмысления рассказа. Достаточно обратиться к заключающему борьбу миру, в соответствии с которым Эймунд получает Полоцк. Правление в Полоцке пришлого варяжского князя во втором десятилетии XI в. невероятно, поскольку, согласно летописям, в сведениях которых в данном случае сомневаться не приходится, Полоцк с конца X в. постоянно находился под властью Изяслава, сына Владимира и Рогнеды (дочери действительно варяжского князя Полоцка), и его потомков. Никаких перерывов в их правлении летописи не отмечают. Поэтому передача Полоцка Эймунду в саге не имеет под собой никаких реальных оснований, кроме, возможно, смутных воспоминаний о правлении там скандинавского конунга — Рогволода (Рёгнвальда). Совершенно очевидно, что составитель саги вымыслил достойно венчающий отвагу Эймунда результат — получение «царства» и титула конунга (как его именует в конце пряди Ингигерд). Это повлекло за собой перераспределение русских княжеств: оставление Ярослава в Новгороде и водворение Бурицлава в Киеве, что, впрочем, могло иметь почву в воспоминаниях о том, что Ярослав после гибели Святополка не раз возвращался в Новгород. Но даже если такие воспоминания и повлияли на описание условий «мира», очевидно, что не они вызвали эпизод к жизни. Все это заставляет с особой осторожностью отнестись и к остальным сведениям пряди о происходившем на Руси.
      Исследование пряди показывает, что она, в отличие от большинства королевских саг, имеет ярко выраженную литературную форму, использующую повторы, штампы и т.п. Приер этого — три нападения Бурицлава, три совета Эймунда, трехкратное заключение договора между Ярицлейвом и Эймундом, три отказа Ярицлейва платить за службу варягам, два ложных слуха о смерти Бурицлава. Значительное количество эпизодов отдает параллели в западноевропейской и византийской литературы. Особенно широко автор саги использует рассказы о военных хитростях — повествования о победах викингов, одержанных с помощью каких-либо уловок (захват города с помощью птиц, пожегших город; завлечение врага в ловушку и т.п.). Саги знают большое количество подобных рассказов, сюжеты некоторых из них традиционны и, вероятно, восходят еще к античности. Предполагается, что сюжеты о военных хитростях были заимствованы скандинавами в Византии и принесены на север, где они вошли в повествовательный фонд (что, впрочем, не исключает возможности того, что некоторые из них использовались в практике).
      Что же представляет собой описание в саге борьбы Ярицлейва и Бурицлава? Оно, бесспорно, основывается на реальньных фактах, однако закрепленные в традиции воспоминания об этих фактах подверглись мощному воздействию тенденции к героизации образа Эймунда, которая осуществлялась разнообразными способами, в том числе и с помощью включения многочисленных традиционных сюжетов «героического» характера, главным действующим лицом которых был Эймунд.
      Сага изображает соперничество братьев как три последовательных сражения, каждое из которых заканчивается победой варягов, причем в последнем Бурицлав погибает от руки Эймунда. Между сражениями Бурицлав оказывается за пределами страны, где собирает войско и готовится к следующему нападению на брата. В этой общей канве событий проглядывают реальные обстоятельства событий 1015—1019 гг.: сражения Ярослава со Святополком в 1016 г. у Любеча, после которого Святополк бежал к своему тестю Болеславу I Храброму в Польшу; в 1018 г. на реке Буге, в которой победил Святополк и вынудил Ярослава оставить Киев, и, наконец, в 1019 г. на реке Альте, закончившееся бегством Святополка и его смертью в пути.
      Во всех трех случаях сага называет Бурицлава инициатором столкновений, именно он нападает (или собирается напасть) на Ярицлейва, который вынужден обороняться. Это противоречит активной роли Ярослава по летописи: именно Ярослав выступает с войском из Новгорода к Киеву в 1015 г. и начинает пятилетнюю войну с братом. Однако изображение Ярослава обороняющейся стороной прекрасно согласуется с основополагающими тенденциями саги. Во-первых, находит подтверждение пассивность Ярослава, которая оттеняет энергичность и удачливость Эймукда. Во-вторых, подобная ситуация позволяет представить Эймунда не только помощником и советчиком, но и спасителем Ярослава. Именно в ней в наибольшей степени раскрываются изобретательность и находчивость варяга. Наконец, приближающееся нападение Бурицлава заставляет Ярицлейва повторно заключать договор с Эймундом, увеличивая ему оплату. Тем самым нападения Бурицлава на Ярицлейва, а не наоборот, играют существенную роль в воплощении основных идей, которыми руководствовался автор саги.
      Из описания трех столкновений Ярицлейва и Бурицлава лишь первое в целом соответствует отмеченному летописью сражению Ярослава и Святополка у Любеча в 1016 г. Можно отметить такие общие черты в описании сражения, как выступление против Ярослава брата-мятежника, наличие варягов в войске Ярослава, расположение противников на противоположных берегах реки, «стояние» в разбитых лагерях (четыре дня по пряди и три месяца по «Повести временных лет»), победа Ярослава.
      Что касается второго и третьего сражений, то их описания — это фактически рассказы о военных хитростях, при помощи которых Эймунд помогает Ярицлейву победить Бурицлава. Так, в изображении подготовки ко второму сражению объединяются два сюжета: сооружение рва, чтобы не могла пройти конница, и выставление напоказ драгоценностей, чтобы завлечь противника. Оба сюжета хорошо известны и в древнеисландских сагах, и в византийской литературе. К тому же фонду рассказов относится и повествование о хитрости, примененной Эймундом, — подъему шатра, привязанного к склоненному, а затем распрямленному дереву, — и давшей возможность убить Бурицлава.
      Однако и в литературных сюжетах можно обнаружить следы отражения реальных событий. Так, во втором случае Бурицлав, бежавший после разгрома, отправляется в Бьярмаланд, а затем приходит под стены города, где укрылся Ярицлейв с большим войском, в котором участвует отряд бьярмов. В третьем сражении на стороне Бурицлава сражаются «тюрки и блокумен» (первое — собирательное обозначение южных кочевых народов, второе — вероятно, производное от влахь, валахъ, «влахи»), поскольку зиму он провел в Тюркланде. По летописи известно, что в 1018 (а не в 1015) г. Святополк бежал к печенегам и, возвратясь на Русь в 1019 г., имел их в своем войске. Очевидно, автор саги знал об участии отдаленных, языческих народов в одном из походов Святополка, однако сведения до него дошли неточные, что естественно при длительности устной передачи. Более того, печенегов он не знает вообще, хотя ему известно о существовании кочевых народов далеко на юге — они в географической традиции обычно обозначаются названием tyrkir, «тюрки», а их земля Tyrkland. Участие неведомых и крайне опасных противников (не случайно автор описывает их характерным термином «злые народы», «злая рать», а также отмечает их язычество) увеличивало заслуги Эймунда, придавало дополнительный блеск его воинским подвигам. Поэтому автор саги приписывает сведения об участии «злых народов» и второму, и третьему столкновениям братьев, но пытается разнообразить их. В одном случае варварским народом, приглашенным Бурицлавом, автор называет знакомых ему бьярмов, в другом — тюрков и блокумен. И те, и другие, согласно распространенным географическим представлениям, живут на окраинах восточной половины мира и могут быть представлены как опасные враги.
      Литературной переработке в той или иной степени подвергается большинство дошедших до автора сведений о действительных событиях, в том числе и о смерти Святополка. Рассказ об убийстве Бурицлава начинается мотивом «военной хитрости» - установкой приспособления для того, чтобы поднять походный шатер Бурицлава: Эймунд сгибает дерево и привязывает к нему флажок на шатре. Убийство при помощи согнутого дерева (деревьев) — мотив, восходящий к античности. Применительно к событиям на Руси он встречается у Саксона Грамматика и у Льва Диакона (смерть князя Игоря). Но на этом использование традиционных авантюрных сюжетов не заканчивается. Автор вводит мотив переодевания героя: Эймунд наряжается нищим, привязывает козлиную бороду и отправляется в лагерь Бурицлава (сюжет с аналогичным переодеванием представлен в «Пряди о Торлейве Скальде Ярлов» и в «Саге о Хромунде Грипссоне»). Мотивировка эпизода в высшей степени условна: Эймунд и его спутники проголодались, и Эймунд проникает в лагерь, чтобы добыть еду. Создается впечатление, что автор не придает особого значения правдоподобности введения традиционного эпизода, для него важно лишь еще раз подчеркнуть отвагу и ловкость Эймунда. Далее, подробно рассказав о том, как Эймунд с товарищами проходят через лагерь врага и поднимают шатер Бурицлава, автор как бы спохватывается и объясняет: «А люди (Бурицлава) крепко спали во всех шатрах, потому что они устали от похода и были сильно пьяны». Исключение из действия помощников героя или его противника — традиционный мотив, и его использование автором саги ни в коей мере не зависит от реальной ситуации.
      Наконец, Эймунд добирается до Бурицлава и убивает его и многих других. Он взял с собой голову Бурицлава конунга, которую затем приносит и показывает Ярицлейву. Как и в предыдущих случаях, мотив убийства с отрубанием головы, в том числе и брата, равно как и демонстрация брату отрубленной головы, имеет многочисленные параллели и в древнескандинавской, и в европейской литературе. Более того, описание в пряди этой сцены чрезвычайно схоже с эпизодом из «Саги о Харальде Суровом» в «Круге земном». Согласно Снорри, викинг Хакон, охраняющий по поручению датского конунга Свена страну, убивает бывшего воспитанника и любимца Свена Асмунда, ставшего разбойником и грабителем:

Круг земной Королевские саги 2
«Затем Хакон поспешил к Свену конунгу и прибыл к нему в то время, когда конунг сидел за столом. Хакон подошел к столу, положил голову Асмунда перед конунгом и спросил, узнает ли он ее. Конунг не отвечал, но густо покраснел. Затем Хакон удалился. Намного погодя конунг послал к нему своих людей и отпустил его прочь. "Скажите ему, что я не намерен причинять ему никакого зла, но я не могу поручиться за всех моих сородичей"» «И идет Эймунд к Ярицлейву конунгу и рассказывает ему всю правду о гибели Бурицлава. "Теперь посмотрите на голову, господин, — узнаете ли ее?" Конунг краснеет, увидя голову. Эймунд сказал: "Это мы, норманны, сделали это смелое дело, господин..." Ярицлейв конунг отвечает: "Вы поспешно решили и сделали это дело, близкое нам"»

      Как Ярицлейв Эймунда, так и Свен подстрекает Хакона к убийству Асмунда, хотя и не дает такого приказа. Как и Ярослав, Свен фактически обвиняет убийцу в превышении полномочий, однако не карает его. Более того, мы видим здесь и текстуальные совпадения: и в том, и в другом случае убийца, демонстрируя голову, задает вопрос, узнает ли конунг голову убитого, конунг же, увидев голову, краснеет. Весьма вероятно, что это эпизод в «Пряди об Эймунде» строится по образцу «Саги о Xаральде Суровом Правителе» с использованием ее топики и фразеологии.
      Как видим, весь эпизод убийства Бурицлава состоит из цепочки традиционных мотивов, а его кульминация является переложением фрагмента более ранней и известной саги. В нем не просматривается никаких реалий, которые могли бы восходить к рассказам о действительных событиях. Представляется, что значительно вероятнее создание этого эпизода автором саги, который основывался на смутных воспоминаниях о смерти Святополка — Бурицлава после последнего сражения с Ярославом. Не зная никаких обстоятельств смерти противника Ярослава, он рассказал о ней единственно доступным ему образом — с помощью знакомых мотивов, которые позволяли ему и здесь возвеличить своего героя, убившего столь грозного противника и обеспечившего власть и благополучие своему неблагодарному господину.
      Таким образом, прядь представляется произведением, в котором воспоминания о реальных фактах, содержавшиеся в рассказах участников событий, воплощаются в повествовании с помощью традиционных сюжетов и мотивов и трансформируются рассказчиком так, чтобы образ Эймунда приобрел гиперболизированно героические черты. При этом сохраняется свойственная сагам стилистическая строгость, создающая внешнее впечатление объективности рассказа.



   назад       далее