Вот что читаем в «Хронике» уже хорошо знакомого нам Адама Бременского в примечании (схолии) к повествовании о норвежском короле Харальде Суровом Правителе (1046—1066 гг.):
      «Вернувшись из Греции, Харальд взял в жены дочь короля Руси (rex Ruziae) Ярослава; другая досталась венгерскому королю Андрею, от которой родился Соломон (король Шаламон, 1063—1074 гг.); третью взял французский король Генрих, она родила ему Филиппа (короля Филиппа)» (Adam Brem. Ill, 13, schol. 62. P. 340).
      Каждый из этих трех браков имел, разумеется, и (или даже прежде всего) политическую сторону. Попытаемся восстановить ее, насколько то позволяют западноевропейские источники. Замужество Елизаветы Ярославны, состоявшееся, очевидно, ок. 1042-1044 гг., когда Харальд незадолго до своего приглашения на норвежский престол пребывал на Руси, освещено преимущественно памятниками скандинавского происхождения. Нас же будет больше занимать судьба ее сестер.

      Постоянно возобновлявшийся союз Ярослава Владимировича с Германией, начавшийся при Генрихе II, успешно продолжаемом при Конраде II и, казалось, подхваченный Генрихом III, и мог продолжаться бесконечно. По политическим меркам он бы проявил себя исключительно долговечным. Кризис наступил в конце 1042 г. Вот что читаем в «Анналах» под 1043 г.:
      «Король отпраздновал Воплощение Господне (т.е. Рождество) в Госларе (одна из тюрингенских резиденций германских королей)... Там среди послов из многих стран [были] и послы Руси (Ruscorum), отбывшие в печали, ибо получили ясный отказ по поводу дочери своего короля (rex), которую надеялись сосватать за короля Генриха» (Lamp., a. 1043. P. 44).
      Об этом посольстве сообщают под тем же 1043 г. и «Альтайхские анналы», в которых, однако, нет ни слова о его причинах:
      «Король провел Рождество Господне в Госларе... Послы Руси (Ruzorum) также (до этого шла речь о пребывании в Госларе чешского князя Бржетислава I) привезли большие дары, но в обратный путь двинулись с еще большими» (Ann. Altah., a. 1043. Р. 32).
      Датировки посольства в обоих источниках следует относить к 1042 г., так как по распространенному в средневековье календарному обычаю Рождество считалось уже началом следующего года. Генрих обдовел еще в 1038 г., когда умерла его первая супруга, дочь датского и английского короля Кнута Великого. Поэтому вполне вероятно, что брачные цели (среди прочих) преследовало уже русское посольство 1040 г., обсужденное нами выше. Но надо иметь в виду и другую возможность: на 1043 г. приходится крупное военное столкновение Руси с Византией — последний поход русского флота на Константинополь, своего рода эхо походов X в. и ушедшей в прошлое «былинно-героической» эпохи древнерусской истории. О причинах и целях антивизантийского выступления 1043 г. историки судят разно, и их споры не место обсуждать здесь. В любом случае поход вряд ли был спонтанной акцией, а значит — должен был иметь политическую подготовку. В рамках такой подготовки укрепление союза с Западной империей, традиционно имевшей в руках мощный рычаг военно-политического давления на Византию — угрозу византийским владениям в Южной Италии, выглядело бы логичным. Так или иначе, но Генрих III, больше озабоченный делами на западе, в Бургундии, Ярославне предпочел француженку Aгнесу из Пуатье. Очевидно, Ярослав воспринял отказ как оскорбление. Его ответный политический удар был нанесен в Венгрии.
      Данные венгерских источников о женитьбе венгерского короля Андрея (по-венгерски — Эндре) I (1046-1060 гг.) на русской княжне служат, в сущности, первым по-настоящему oтделенным и достоверным свидетельством о русско-венгерских политических отношениях; все более ранние известия — о русском браке герцога Ласло (венгерская форма имени Владислав) Лысого, двоюродного брата короля Иштвана (Стефана) I, или о «русском герцогстве» Имре (Генриха), сына Иштвана, и др. — либо смутны, либо сомнительны.
      Венгерская средневековая историографическая традиция в значительной своей части по структуре напоминает древнерусскую: ранние памятники (XI—XII вв.) в самостоятельном виде не сохранились, а как бы «вложены» каждый раз во все более поздние своды (выражаясь терминологией русского летописания) дойдя до нашего времени в составе большой компиляций XIV в. — так называемого «Венгерского хроникального свода» XIV в. («Chronici Hungarici compositio saeculi XIV»), иногда именуемого «Иллюстрированной» или «Венской хроникой» («Chronicon pictum Vindobonense») no одному из своих изводов. Несколько сочинений стоят особняком, например «Деяния венгров» Шимона Кезаи (т.е. «из Кезы») (Simonis de Keza Gesta Hugarorum) (70-е годы XIII в.) и более ранние «Деяния венгров Ананима» — вероятно, нотария (члена королевской канцелярии, кретаря) короля Белы III (1173—1196 гг.), в которых много места занимает изобилующий тастическими или анахронистическими подробностями рассказа о судьбе венгров до их переселения на Дунай (есть в нем и «сведения» о Руси, нами здесь опускаемые); однако применительно к более позднему периоду источник содержит и вполне добротную информацию.
      О русском браке Андрея I знают не все названные источники (например, о нем молчит Шимон Кезаи), к тому же ни од из них, в отличие от Адама Бременского, не называет имени отца княжны. Но зато и Шимон Кезаи, и свод XIV в. рисуют политическую предысторию этого союза. Племянники короля Иштвана братья Андрей, Бела и Левенте были изгнаны дядей из страны: Бела (будущий король Бела I) остался в Польше, женившись на сестре польского князя Казимира I, а Андрей и Левенте отправились дальше «на Русь (Ruthenia). Но так как там они не были приняты князем Владимира (Волынского) из-за короля Петера (в своде XIV в. слов о короле Петре нет), то после этого двинулись в землю половцев (Comani)»; оттуда «через некоторое время», как добавлено в своде XIV в., они снова «вернулись на Русь (Ruscia)» (Sim. Kez. P. 177; Chron. Hung. saec. XIV. Cap. 80. P. 336). Судя по этому, появление венгерских изгнанников на Волыни приходится уже на период правления в Венгрии короля Петера (1038—1041, 1044—1046 гг.), ориентирующегося на Германию и пользовавшегося ее поддержкой. И потому отказ, полученный Андреем и Левенте на Руси, вполне понятен ввиду того, что мы знаем о дружественности русско-немецких отношений ок. 1040 г.
      Но вскоре положение резко изменилось. Лояльная по отношению к Петеру политика Ярослава Владимировича сменяется поддержкой его соперника — мятежного антикороля Абы Шамуэля (Самуила) (1041—1044 гг.), также одного из племянников Иштвана I. Думать так позволяет сообщение немецкой «Регенсбургской хроники императоров», написанной между 1136 и 1147 гг. на древневерхненемецком языке анонимным регенбургским монахом-стихотворцем. Его рассказ, в целом опирающийся на известные источники, в части, касающейся Шамуэля, совершенно оригинален и содержит уникальные сведения. Согласно «Хронике императоров», разбитый Петером в 1044 г. с немецкой помощью Шамуэль «быстро собрался, // Взяв детей и кену, // Он бежал на Русь (ze den Riuzen)». Судя по другим источникам, бегство не удалось, но важен сам факт. Как бы ни относиться к этой информации, дальнейшее развитие событий не подлежит сомнению: после поражения Шамуэля Русь поддержала и другого соперника Петера — Андрея. Венгерская знать «отправила торжественных послов на Русь (Ruscia) к Андрею и Левенте»; чтобы вручить им престол (Chron. Hung. saec. XIV. Cap. 81. P. 337), на котором в 1046 г. и водворяется Андрей, вызвав против себя неоднократные, но безуспешные походы германского императора Генриха III. Видимо, в 1046 г. или чуть ранее, когда обозначился политический интерес Ярослава к фигуре Андрея, и состоялся брак.
      Имени русской жены короля Андрея венгерские источники сохранили, но в польской хронике XV в. Яна Длугоша она именуется Анастасией (причем имя добавлено рукой самого хрониста). В современной исторической литературе ее часто называли небывалым именем «Агмунда», но это — недоразумение, идущее от поздней венгерской хроники XV в. Антонио Бонфини (Antonius de Bonfinis), который не понял здесь свой источник — «Венгерскую хронику» Яноша Туроци (Ioannis de Thurocz Chronica Hungarorum); название монастыря Адмонт (Agmund) в Штирии, в котором, по Туроци, Ярославна провела конец жизни, Антонио Бонфини принял за имя королевы (Thur. II, 54, 56; Ant. Bonfini II, 2, 227; II, 4, 36. P. 45, 75). Однако сама личность Анастасии (?) (сохраняя благоразумный скептицизм, не станем все-таки совершенно полагаться на довольно позднего автора) Ярославны лучше запечатлелась в венгерской традиции; ср., например, не лишенный некоторого лиризма пассаж из «Деяний венгров Анонима»: Андрей часто проводил время в замке Комаром «по двум причинам: во-первых, он был удобен для королевской охоты, во-вторых, в тех местах любила жить его жена, потому что они был ближе к [ее] родине — а она была дочерью русского князя и боялась, что германский император явится отомстить за кровь [короля] Петера» (Anon. Gesta Hung. P. 55—56). Оставляя на совести «Анонима» его слабость в географии (Комаром находился на Дунае, близ устья реки Ваг, т.е. заметно ближе к немецкой границе, чем к русской), отметим игру судьбы: когда к концу правления Андрея политические декорации успели претерпеть еще одну радикальную смену и Андрей был свергнут братом Белой I (1060-1063 гг.), Анастасия с сыном Шаламоном, женатым на сестре германского короля Генриха IV (1056-1106 гг.), нашла убежище именно в Германии. А весь период правления Шаламона (1063-1074 гг., умер ок. 1087 г.) тому приходилось отстаивать трон в борьбе против сыновей Белы — Гезы и Ласло, искавших поддержки в том числе и на Руси (они были племянниками Гертруды, жены киевского князя Изяслава Ярославича). Анастасия же, по преданию, скончала свои дни в немецком монастыре Адемонт, неподалеку от венгерско-немецкой границы.
      Второй брак французского короля Генриха I (1031-1060 гг.) на киевской княжне — собственно говоря, единственный связанный с далекой Русью сюжет, занимающий заметное место во французских средневековых текстах. Все остальное — будь то путанные сведения о Бруно Кверфуртском у печенегов в сочинении Адемара Шабаннского или сообщение Альбрика из Груафонтэн (Albricus monachus Trium fontium) о походе галицко-волынского князя Романа Мстиславича в Центральную Европу в 1205 г. (Albr. P. 885) — не более чем эпизоды. Общие упоминания о Руси во французском рыцарском эпосе нередки, но как исторический источник они не имеют большого значения.
      Нет смысла пытаться представить всю совокупность чрезвычайно многочисленных и чаще всего лапидарных известий французских хроник и анналов о женитьбе Генриха на Анне. Иные из них любопытны разве что удивительной далекостью от сути дела да курьезными искажениями непривычных имен: Ярослав в них «переодет» в древнего римлянина Юлия Клодия (Julius Clodius) (или хуже того — в какого-нибудь Bullesclot), a «Anna Russa», «Анна Русская» превращается в «Anna Rufa» — «Анну Рыжую». Но и наиболее осведомленные не слишком многословны и молчат о причинах такого, что ни говори, довольно экзотического брака.
      Сведений о французских брачных посольствах на Русь достаточно для того, чтобы сложилось впечатление, что их было даже два. Писавший в 1108—1109 гг. монах из монастыря св. Петра в Сансе (к юго-востоку от Парижа) Кларий в своей «Хронике» (Clarii Chronicon sancti Petri Vivi Senonensis) сообщает:
      «В то время (речь идет о событиях ок. 1050 г.) король Генрих послал Готье, епископа Мо (к северо-востоку от Парижа), и Гослена из Шони (на реке Уазе к северу от Суасона; в литературе Гослен часто по недоразумению именуется «Гослен де Шалиньяк») с другими к некоему королю в греческих краях (quidam rex in finibus Greciae), чтобы тот дал ему в жены свою дочь. Назад во Францию тот отправил их с большими дарами и с дочерью» (Clar. P. 506).
      Своеобразный и весьма колоритный «отчет» одного из участников поездки в Киев сохранился в качестве глоссы на полях «Псалтири Одальрика» (Psautier d'Odalric), одного из клириков Реймсской церкви (отсюда ее обычное название — «Реймсская глосса»). Полного перевода этого замечательного источника на русский язык, насколько нам известно, пока нет, поэтому приводим его здесь целиком:
      «В лето по воплощении Слова (т.е. от Рождества Христова) 1049-е, когда Генрих, король французский, послал в Рабастию (Rabastia) шалонского епископа Роже (Шалон-на-Марне в Шампани) за дочерью короля той страны, по имени Анна, на которой он должен был жениться, настоятель Одальрик просил того епископа, не соизволит ли тот узнать, в тех ли краях находится Херсонес, в котором, как пишут, покоится святой Климент, и до сих пор ли отступает море в день его рождения и [к мощам] можно пройти пешком? Епископ исполнил это. От короля той страны Оресклава (Oresclavus) он узнал, что папа Юлий прибыл [некогда] в ту область, где покоился святой Климент, для борьбы с ерестью, которая процветала в тех краях. Когда, сделав дело, папа из тех краев отправился было назад, явился ему ангел Господень и сказал: "Не yxoди, ибо от Господа поведено тебе вернуться и перенести тело святого Климента, которое до сих пор лежит в море". Юлий [отвечал] ему: "Как я сделаю это, если море отступает только в день его рождения?" Ангел сказал ему: "Знаком того, что Господь приказал тебе вернуться, и будет отступившее перед тобой море". Папа отправился туда и перенес тело святого Климента, положил его на берег и построил там церковь; затем, взяв от тела [часть] мощей, увез с собой в Рим. И случилось так, что в тот же день, в какой римский народ встречал с высочайшими почестями принесенные им мощи, могила, оставленная в море, поднялась вместе с дном над водами и сделался остров, на котором жители той земли построили церковь и монастырь. С тех пор к той церкви плавают на кораблях. Названный король Георгий Скав (Georgius Scavus) рассказывал также шалонскому епископу, что в свое время он побывал [там] и привез оттуда с собой главы святых Климента и Фива, ученика его, и положил их в городе Киеве (Chion — видимо, неправильно прочтенное Chiou оригинала), где они чтимы и поклоняемы. И даже показывал эти главы упомянутому епископу» (Glossa Rem. P. 23).
      Ясно, что значение этого текста выходит далеко за рамки узкой темы брака Генриха и Анны. О мощах св. Климента Римского, хранившихся в Киеве, в церкви Богородицы Десятинной, речь уже шла. По Ипатьевской летописи мы знаем также, что то, действительно, была именно глава святого (используя эту святыню, рукополагали в 1147 г. киевского митрополита Климента Смолятича) (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 341). Но есть в рассказе Роже Шалонского и вещи удивительные. Пожалуй, он мог напутать и приписать Ярославу перенесение мощей св. Климента и Фива в Киев, тогда как фактически они были перенесены отцом Ярослава Владимиром Святым после своего крещения. Смущает другое: выясняется, что киевский князь незнаком с известным рассказом «Жития св. Константина и Кирилла», одного из славянских первоучителей, о том, что мощи св. Климента Римского были обретены в Херсонесе ок. 860 г. именно св. Константном, а вместо того излагает французскому послу совершенно апокрифическую историю о папе Юлии (337—352 гг.)! С мыслью, что в Киеве середины XI в. было неизвестно «Житие св. Константина-Кирилла», созданное в IX в. и принадлежащее к основным памятникам церковнославянской литературы, примириться очень трудно — но как иначе объяснить рассказ епископа Роже? Следует отметить, что убеждение в какой-то связи между почитаемым римским святым Климентом и Русью было довольно широко распространено в средневековой Западной Европе. Так, автор уже знакомой нам «Саксонской всемирной хроники», говоря о ссылке св. Климента, а затем и другого папы — Мартина I (649—653 гг.) в Херсонес, регулярно «исправляет» свой источник, заменяя «Херсонес» на «Русь» (to Ruzen).
      Как видим, состав посольства Генриха на Русь по Кларию и по «Реймсской глоссе» не совпадает. Думается, однако, что делать на основании вывод о двух посольствах было бы поспешно. Автора «Реймсской глоссы» интересовали, собственно, только мощи св. Климента, поэтому из всего посольства он мог упоминуть только человека, принесшего в Реймс сведения о них, — епископа соседнего Шалона. Кларий же вовсе не перечисляет всех членов посольства, что видно и из его замечания о «других», оставшихся неназванными. Таким образом, в обоих источниках речь идет, вполне возможно, об одном и том же посольстве.
      Как и ее сестра Анастасия, Анна, кажется, отличалась набожностью (черта семейного воспитания?). Она основала аббатство св. Винцента (Викентия) в Санли (Senlis) под Парижем, а папа Николай II (1058—1061 гг.) в послании к Анне хвалил ее за благочестие и ревность к делам церкви (Ер. Nic. II Ann. P. 653—654). Но либо папа лукавил, либо судьба оказалась сильнее воспитания, готовя в жизни Анны драматический поворот. После смерти Генриха I она некоторое время принимала участие в делах государственного управления при малолетнем сыне короле Филипе I (хотя не в качестве официальной регентши, как иногда утверждается, — регентом был фландрский граф Водуэн, женатый на сестре Генриха I), и ее имя, вместе с именем ее сына, стоит под многими королевскими грамотами 1060-х годов, причем однажды даже кириллическими буквами. И вдруг Франция скандализована вестью о вторичном замужестве королевы - и за кого же? За могущественного графа Рауля де Крепи и Валуа, некогда возглавлявшего феодальную оппозицию против Генриха I. В послании реймсского архиепископа Гервазия (по-французски — Жервэ) к папе Александру II (1061-1073 гг.) читаем сетования первоиерарха французской церкви: «В королевстве нашем — немалая смута: наша королева вышла замуж за графа Рудольфа, что чрезвычайно огорчает нашего короля и более, чем стоило бы, беспокоит его опекунов» (Ер. Gerv. P. 499). Но граф уже женат. Он расстается с первой женой, та пишет жалобы папе, папа объявляет новый союз графа незаконным, а затем и вовсе отлучает его от церкви. Но Анна снова появляется при королевском дворе только в 1074 г., т.е. уже после смерти графа Рауля. Это позволяет думать, что ни «общественное мнение», ни даже папская анафема не произвели на романтическую пару должного впечатления. Имя Анны пропадает из документов в 1075 г. Один из источников — сохранившиеся фрагменты «Хроники монастыря Флери» (отличавшегося интенсивностью историописания) (начало XII в.) («Chronici Floriacensis fragmenta») — сообщает: «После смерти короля королева Анна вышла замуж за графа Радульфа. Когда он умер, она вернулась на родину» (Fragm. Flor. P. 161). Можно ли вполне полагаться на эти уникальные сведения, неясно. Как бы то ни было, но из-за своего второго брака Анна утратила право быть погребенной в королевской усыпальнице в парижском аббатстве св. Дионисия (Сен-Дени); может быть, поэтому предание помещает ее могилу в основанном ею монастыре св. Винцента в Санли, к северу от Парижа.



   назад       далее